И она буквально вытолкала меня в коридор. Я просидела уАркиной еще около часа, поедая страшно вкусные слоеные пирожки и варенье изинжира. Но всему приходит конец, к тому же мои ноги, обутые в страхолюдскиесапожки на уродской шпильке, заболели немилосердно. Все время, пока мыпутешествовали по нескончаемому дому, я ходила на цыпочках, боясь наступить натонкий каблук, и теперь пальцы ног онемели, и у меня было ощущение, что у менявместо ног хвост, как у Русалочки…

Дина довела гостью до двери, любезно распрощалась и сказала:

– Приедете еще раз, заходите в гости.

– Спасибо, дорогуша, – отозвалась я, потряхивая яркомелированной головой, – обязательно привезу вам в подарок сервиз «Мадонна». Ато, право, странно, такой шикарный дом, а едите, как простонародье, на обычныхтарелках.

– Спасибо, – рассмеялась хозяйка, распахнула дверь,выглянула наружу и, мигом ее захлопнув, крикнула: – Рената, немедленно подитесюда.

Женщина возникла, словно материализовавшееся из воздухапривидение, абсолютно беззвучно и мгновенно.

– Ну-ка, посмотрите на крыльцо, – раздраженным голосомвелела хозяйка, – и ответьте мне, что это за безобразие!

Рената молча выскользнула за дверь и через секундувернулась, держа двумя пальцами… мои ботинки. Я уставилась на них во все глаза.Ну надо же было свалять такого дурака! Сняв не слишком презентабельную обувку,я, вместо того чтобы положить в пакетик и прихватить с собой, оставила ее удвери.

– Наверное, бомжи бросили, – вздохнула Рената, – экаягрязная мерзость.

Я мысленно возмутилась. Согласна, ботинки слегка запылились,но утром я их тщательно вычистила, и потом, они из натуральной кожи, мех,правда, искусственный…

– Вы в своем уме, Рената? – возмутилась Дина. – Зачем мнеслушать рассказ о том, кто тут бросил эту гадость! Ваше дело вынести дрянь напомойку, а не делиться умозаключениями!

Вздохнув, горничная уволокла мою обувь куда-то в глубькоридора. Я безнадежно проводила ее взглядом. Дина сердито продолжила:

– Вот, все прелести проживания в центре налицо!

– Почему бы вам не переехать в охраняемый поселок? –поинтересовалась я, натягивая у зеркала идиотскую курточку из крашенной вкрасный цвет норки.

– Мой муж – урбанист[1], – со вздохом пояснила Дина…

Я вздернула брови:

– Сочувствую, дорогая. Но не отчаивайтесь, сейчас медицинаушла так далеко! Обратитесь к специалистам, вылечат!

Ковыляя на цыпочках по обледенелому двору, я кожейчувствовала волну веселья, исходящую от стоявшей в дверях хозяйки.

До метро я добралась, как ярмарочный танцор на ходулях.Кое-как, уцепившись за перила, сползла вниз и кинулась к первому попавшемусяларьку, торговавшему обувью.

– Дайте вон те кроссовки, за триста рублей!

Продавщица прокатила во рту жвачку, оглядела моювыпендрежную курточку, узконосые баретки, черные брючки и сообщила:

– Дама, это Китай.

– Давайте, тридцать восьмой размер есть?

– Они из кожзама.

– Дайте померить!

Девчонка, обозленная моей непонятливостью, брякнула:

– Господи, да зачем вам это говно? Развалится через месяц!Лучше купите вон те «Хаш паппис», замша натуральная, фирма! И всего-то стобаксов.

Потеряв терпение, я рявкнула:

– Хватит спорить, живо вытаскивай китайские за три сотни!

Девица фыркнула и достала грязную, раздавленную коробку,украшенную иероглифами.

– Только имейте в виду, – бормотала она, выбивая чек, –назад не приму, потому как предупреждала, эта обувь – жуткая дрянь!

Я ткнула пальцем в стекло, где висело объявление«Гарантийный срок на всю обувь две недели».

– Еще как возьмете!

Продавщица покраснела и сдержалась. Не обращая внимания наее хорошенькое, перекошенное от злости личико, я плюхнулась на стульчик, передкоторым валялась картонка, скинула жутко модные сапожки и, застонав отудовольствия, засунула измученные ноги в дешевые, но замечательно удобныекроссовки.

– Вам плохо? – испугалась девчонка.

– Нет, – пробормотала я, чувствуя, как колет иголкаминесчастные онемевшие пальцы. – Мне, наоборот, слишком хорошо!

Домой я вползла совершенно разбитая, мечтая только о том,как сейчас окажусь в теплой ванне. День выдался суматошный, пообедать мне, славабогу, удалось слоеными пирожками у Дины, поэтому желудок сегодня не бунтовал,зато отказали ноги.

Войдя в прихожую, я горестно вздохнула: вешалка забитакуртками, все в сборе и, скорее всего, вновь ругаются. Впрочем, наличие домаПарфеновой не удивляло. Часы показывали полвосьмого, а она работает до пяти.Стоит стрелкам подобраться к заветному часу, как знаток семейной жизни мигомзахлопывает кабинет. Но отчего на крючке болтается верхняя одежда Олега и Юрки?Они-то как оказались дома в «детское» время?

Недоумевая, я влетела на кухню и увидела… пустой стол, вцентре которого возвышалась кастрюля с абсолютно остывшей картошкой. Непонимая, что заставило всех бросить горячий ужин, я услышала громкие голоса изсвоей спальни и пошла на звук.

– Нет, – вопил Олег, лежавший на кровати, – все, что угодно,только не укол!

Филя, державший в руках шприц, ласково бубнил:

– И совсем не больно. Велели же диклофенак колоть три дня,ну не капризничай, поворачивайся на живот!

– Нет! – отрезал Олег.

Ветеринар вздохнул и сел у его изголовья.

– Что случилось? – спросила я.

Муж повернул голову в мою сторону и грустно отметил:

– Пришла наконец! Одно непонятно, где ты все время шляешься?

– Радикулит у него приключился, – быстро пояснила Томуська.– Сильный приступ. Юрка Олега на себе с работы приволок.

– Не надо было сейф таскать, – вздохнула я.