– Пока, – отозвалась Пантелеймонова и отсоединилась. В этомона вся. Звонит подруга, начинает невесть с чего расспрашивать про условияхранения «Джоконды»… Десять человек из десяти удивятся и поинтересуются: «Тебеэто зачем?»

Десять спросят, а Нинок никогда, даст исчерпывающуюинформацию и рванет к своим летописям. Ее ничто, кроме древних текстов, неволнует!

Значит, у Дины Аркиной подлинник! Ее муж ни за что бы нестал хранить таким образом дубликат! Но и у супруга глупенькой Луизы тоженастоящий Леонардо!

Было от чего сойти с ума! Одно полотно-то точно фальшивое,только, похоже, я вытянула пустую фишку. И Конкин, и Аркин искренне уверены,что владеют подлинником… Значит, им не было никакой необходимости похищатьКристю, убивать Лену…

Уж не знаю, каким образом «синдикат великих художников»ухитрился обмануть ушлых бизнесменов, ясно одно: эти мужики ни сном ни духом ине подозревают о том, что случилось.

Я просидела над столом целый час, пока голову не посетилавоистину гениальная мысль! Деньги! Значит, безумные миллионы, целых четыре,лежат по-прежнему в квартире несчастной Леночки Федуловой. Она после арестаПавла перезвонила Маше и успокоила ее: заначка осталась в доме, глупые ментыничего не нашли, хотя тайник находится на самом видном месте!

Недолго колеблясь, я побежала в прихожую. Надо еще разобыскать дом Лены. Уж не знаю, почему похитители решили, что баксы украла я, неясно и отчего они хотят только полмиллиона, но сейчас я разломаю в квартиревсе, чтобы найти доллары. И, если их обнаружу, отсчитаю полмиллиона и соспокойной душой отдам негодяям. В конце концов к Лене эти денежки пришлиобманным путем, а Кристину могут убить.

– Ты куда? – спросила Тома.

Я осторожно заглянула в спальню. Олег спал, словнонакричавшийся младенец.

– На работу.

– Так ведь каникулы, – удивилась она.

– Аня Красавина решила заниматься, – бодро соврала я,натягивая жуткие кроссовки, – вот, придется идти.

– Купила новую обувь? – поинтересовалась Томка. – Знаешь,скажу тебе честно, кожаные нравились мне больше.

– Мне тоже, – пробормотала я, путаясь в чересчур длинныхшнурках.

– Так надень их!

– Ботинок нет.

– Куда делись?

– Я их потеряла!

Тамара удивилась:

– Полусапожки? Каким образом?

– Ну, пришла в гости, оставила в прихожей, а кто-то их увел.

– Нельзя узнать, кто? – продолжала недоумевать Тома. Язасунула концы шнурков внутрь кроссовок, выпрямилась и ответила:

– Нет, там была куча народу, человек сорок.

– Да? – недоверчиво протянула подруга.

Я шагнула за порог.

– Вилка!

– Ну?

– Доктор очень спешил, поэтому с тобой не попрощался. Вот,держи, велел купить.

Я сунула бумажку в карман куртки и, чувствуя, что подругасейчас начнет задавать вопросы, не стала ждать лифта, а побежала вниз полестнице.

В прошлый раз я проникла в квартиру Лены при помощи молодогочеловека, ловко вскрывшего дорогущие замки фирмы «Аблоу». Но, уходя, мнепришлось прихватить с собой связку Лениных ключей, болтавшуюся на специальномкрючочке у входа, дверь-то у Федуловых сама не захлопывается, ее нужно запиратьснаружи! Конечно, ключи следовало отдать матери Лены, Марье Михайловне. Ностарушку увезли в больницу с инфарктом, так что связка преспокойненько лежаласейчас на дне моей сумки. Собственно говоря, ключи пока никому не нужны. Ленаумерла, Павел в тюрьме, Никита и Марья Михайловна в больницах. Куда положилипожилую художницу, я так и не узнала, а Кит до сих пор находится в реанимации.

Каждое утро я начинаю со звонка в детскую больницу, и каждыйраз мне отвечают: «Состояние крайней тяжести, больной интубирован». Еслиперевести это на человеческий язык, значит, несчастному мальчику в горлозасунута специальная трубка, он дышит при помощи аппарата, все еще находясь безсознания… Жизнь Никитки висит на волоске, но Лена уже никогда об этом неузнает, Павел ни о чем плохом не подозревает, боюсь, что и Марья Михайловнатоже не в курсе…

В квартире Федуловых стояла мертвая тишина. Впрочем,учитывая последние события, мне в голову пришло плохое сравнение. Вотстранность, тишина, как правило, ассоциируется с кладбищем, люди обычноупотребляют эпитеты: мертвая, замогильная, загробная, вечная…

Тяжело вздохнув, я вошла в гостиную и огляделась. В какой жеиз комнат на самом виду спрятана кубышка Али-Бабы? Опустив тяжелые гардины итщательно проверив, чтобы сквозь них не проник наружу даже тоненький лучиксвета, я зажгла люстру и приступила к методичным поискам.

Около восьми вечера, переведя дух, я рухнула в большоекресло, стоящее в кабинете. Ничего. Пусто! Трудно назвать место, куда бы я незаглянула: шкафы, банки с крупами, полки с бельем… Выдвигала ящики из столов,искала тайники под подоконниками и столешницами, пыталась поднять сиденья устульев и табуреток, ощупала диваны, кресла, перебрала все игрушки и книги…Пусто! Впрочем, сумма хранилась скорее всего в стодолларовых купюрах. Значит,пачек было много…

Тяжело дыша, я тупо ерзала в кресле. Опять попала пальцем внебо. А как надеялась найти здесь деньги! Но нет.

Внезапно в комнате раздался грубый мужской голос:

– Сдавайся, сука!

В первую секунду я чуть не умерла от ужаса, потом сразупоняла, в чем дело. Огромный телевизор, супермодный и навороченный, метраполтора в диаметре, такие называют «домашний кинотеатр», неожиданно замерцалголубым светом. По экрану несся зверского вида детина с невероятноправдоподобным револьвером в руке. Очевидно, в кресле валялся пульт, за которыйя случайно задела задом.