– Рождается солдат! – фыркнул Костя.

Мерадзе подошёл к Редошкину.

– Это то, о чём я думаю?

– Карта.

– Ага, понял, мы в центре?

– С краю.

На карте было видно, как иероглиф, испускающий паутинку алого света к голубому колечку, перечеркнул фиолетовый крестик.

– Сейчас… – изменившимся голосом проговорила Вероника.

Иероглиф внезапно налился алым свечением.

– Огонь! – рявкнул Максим.

С вершины «эйфелевой башни» сорвалась в небо прозрачная молния!

Ни о каком электричестве речь не шла, молния представляла собой некое энергетическое поле и была видима только благодаря распаду атомов воздуха, создавшему канал «воздухотрясения». Егор Левонович не зря подчёркивал не один раз, что в мире Большого Леса огромную роль играет дробная мерность пространства, не три измерения, а три с «хвостиком» в четырнадцать сотых. Именно этот «хвостик» и порождал большинство удивительных эффектов, отличающих здешний мир от земного. Однако в данный момент физика процесса отходила на второй план, а главным становился результат «миротрясения».

Но и энергетический импульс, испущенный центром обороны, имел точно такие же характеристики и предназначение. Самое же потрясающее в этом состязании «демонских» орудий было то, что они сработали в один и тот же миг, и выпущенные ими «снаряды» чудесным образом столкнулись в небе над Большим Лесом. Вернее, не столкнулись, а отрикошетировали друг от друга как две гигантские невидимые ракеты! Поэтому ни та ни другая не попали в цель, повинуясь силе рикошета.

В месте их касания возникла многоцветная радуга длиной в сотню километров, продержавшаяся несколько секунд.

Импульс излучателя, посланный Крепостью и видимый на карте как рыбий малёк, коснулся крайней завитушки иероглифа, испарив его, и погас.

Импульс центра обороны вонзился аккурат в уже существующий кратер рядом с Крепостью и вызвал столб неистового света, мало того что расширивший кратер на километр, но и породивший волну землетрясения силой чуть ли не в десять баллов!

Стены сферы управления заходили ходуном! С треском на мостик обрушились отколовшиеся с потолка плиты.

– М-мать твою! – присел Мерадзе, прикрывая голову руками.

– Огонь! – крикнул ещё раз Максим, понимая, что шансов у них больше не будет.

К счастью, Вероника не потеряла концентрации, находясь в состоянии, ранее ей недоступном; это состояние Максим называл боевым трансом.

«Эйфелева башня» послала в небо ещё один сгусток энергии.

Иероглиф на карте потерял второй завиток.

Но и оператор центра обороны понимал, что дуэль может закончиться его поражением, поэтому действовал с такой же быстротой и решительностью, которая в иных обстоятельствах могла восхитить любого эксперта. Однако и на сей раз комплекс центра обороны промахнулся, снова попадая в дымящийся, как жерло вулкана, кратер. У Максима даже мелькнула мысль, уж не отводит ли Большой Лес каким-нибудь волшебным способом глаза оператору-землянину на острове с центром обороны!

Удар сотряс зал управления Крепостью с такой же силой, что и первый. С потолка опять посыпались плиты и куски арматуры. Мостик с терминалом Сумасхода закачался как на волнах. Со струнным звоном лопнули две растяжки, удерживающие терминал в центре сферического зала.

Слетели с кресел Редошкин и Егор Левонович. Вероника и Максим чудом удержались на местах.

– Огонь!

Излучатель Крепости выстрелил в третий раз!

Максим невольно зажмурился, ожидая ответного удара.

Но истекла секунда, вторая, третья, гул и вибрация стен зала после предыдущего разряда ушли в глубины земли, а ответа всё не было, и тогда ликующе заорал Костя, скорчившийся на полу у кресла:

– Ур-ра-а! Мы его ухандокали!

Максим открыл глаза.

Иероглиф на карте перестал существовать. На его месте пульсировал красный крестик, от которого расползались по серо-жёлтому полю призрачные зубчики, растворяясь на фоне россыпи зеленовато-бурых пятен.

Вероника судорожно всхлипнула, прижав кулачки к груди.

Максим отлепил рога, обнял девушку, начал гладить по волосам, по спине, успокаивая:

– Всё позади, хорошая моя, ты классный стрелок! Теперь у нас не будет врагов, и можно будет жить, не опасаясь удара в спину.

– Там был пилот…

– Да, но шансов спасти его у нас не было. Он и человеком-то перестал быть.

– С ним-то покончено, – проворчал Редошкин. – Да по лесам ещё куча роботов-убийц бродит, так что спокойной жизни ждать не приходится.

– Это уже мелочи, – весело проговорил Костя. – Переловим по одному и ухандокаем!

– Что за жаргон, академик? – поднял брови Редошкин. – Откуда у тебя словечко «ухандокать»? Зашквар, жесть или там отпад я понимаю, а ухандокать – это же прошлый век.

– Это словечко из словарного запаса товарища лейтенанта, – ухмыльнулся Костя.

Редошкин перевёл взгляд на смущённое лицо Мерадзе.

– Мир, а ты откуда его вытащил? Ты же всегда ругался по-грузински.

– Не слушайте его, товарищ майор, – сказал Мерадзе, поймав взгляд Максима. – Я никогда не ругался, ни по-грузински, ни по-русски… почти.

Вероника расслабилась, притихла в объятиях Максима, вытерла слёзы.

Максим отпустил её.

– Периметр, бойцы!

Редошкин и Мерадзе бросились выполнять приказ: один начал искать беспилотник, экран которого стал жемчужно-серым, второй подключился к компьютеру, чтобы проверить отсеки Крепости.

– Егор Левонович, как вы?

– Нормально, – ответил физик.

– Надо будет слетать к острову, – сказал Редошкин, – убедиться, что центра обороны не существует.

– Надо много чего сделать, – добавил Мерадзе. – Чёрный лес остался целым, склады Демонов в нижнем лесу тоже…

– Надо найти этого беглого чекиста, – сказал Костя. – Ведь прячется где-то на нашем байке. Хотя я лично не стал бы его искать.

– Поднимаем истребитель, – решил Максим. – Осмотримся, не остались ли поблизости какие-нибудь воинственные твари.

– Надо заглянуть в кратер, – загорелся Костя. – В него аж дважды влепили сумасшедшие заряды!

– Успокоилась? – спросил Максим Веронику.

– Да… командир, – печально улыбнулась девушка.

Крепость устояла, несмотря на близость кратера, в который угодили оба энергетических импульса, близких по мощности к взрыву атомной бомбы, сброшенной американцами и уничтожившей в тысяча девятьсот сорок пятом году японский город Хиросиму.