Любимый мужчина искренне удивился, что я нахожусь не такдалеко, как ему казалось, но он решил отыграть роль куратора кампании:

– Василиса, разумеется, с тобой? Скажи мне откровенно,в штабе хоть кто-нибудь остался? Хоть одна творческая единица?

В его голосе было много всего – ирония, нежность, дажеумиление и ни грамма беспокойства за ход кампании Петрова.

– Все под контролем, – заверила я. – ТамКапышинский, там Митя, наконец!

– Это который с татуировкой на шее и в женскойкофточке? Тогда я спокоен: кампания в надежных руках. Ну и что мне делать свами, работнички хреновы?

– Хотим тайский массаж, русскую баню и итальянское«Кьянти»!

Курочкин пообещал заехать через час.

Мини-юбка, мое недавнее приобретение, была великолепна.Красоту дополнял массивный ремень с пряжкой в виде головы дракона. Василисанатянула такие узкие джинсы, что под ними без труда угадывались крохотныебантики на ее трусиках.

Все трое Славкиных сыновей благосклонно оглядели нас с ногдо головы. Их сестричка Лизавета, сидя на руках у мамы, тоже одобрительнозачмокала, когда вся семья вышла в коридор пожелать нам отлично провести время.

Мы выплыли из подъезда, с непривычки слегка покачиваясь надесятисантиметровых каблуках, – когда большую часть своей жизни проводишьв кроссовках и джинсах, особенно приятно иногда натягивать гламурные неудобныесапоги.

В тот же момент из темноты вынырнули огоньки автомобильныхфар. Наконец-то я увижу Курочкина! Мне казалось, что счастливая улыбка отуголков рта расползается по всему телу, до самой...

Васька подхватила меня за локоть. Машина приближалась наподозрительной скорости – мне вдруг стало ясно, что ни Курочкин, ни Симавонюкникогда бы не сели за руль этого мини-танка, а самое главное – что сейчас этоттанк несется прямиком на нас!

Каблуки. Шпильки моей дорогой подруги Василисы. Вот чтоспасло нам жизнь в тот страшный момент...

Цепенея от ужаса, Васька все-таки сделала неуверенный шажокв сторону – этого хватило, чтобы она заскользила на обледенелом асфальте иопрокинулась назад, описав ногой в воздухе невероятную дугу, за ней в осеннююгрязь повалилась и я.

Автомобиль, как ракета, пронесся мимо, чуть не проехав мнепо носу. На долю секунды промелькнул нечеткий силуэт человека в черных очках,его лицо было бледным, как театральная маска...

Боже...

«Берегись маски!»

Когда через пять минут к подъезду подъехал Курочкин, мы обе– грязные, зареванные – все еще не верили в свое спасение.

Перцель рвался в погоню, Курочкин настаивал на теплой ванной– и все это было так трогательно, что мы с Василисой опять расплакались.

После небольшого обсуждения было решено, что нам не стоиттревожить Славкино семейство внезапным возвращением, да еще в таком состоянии.В машине я стащила с себя продранные колготки и помогла Ваське кое-какпочистить ее загубленные джинсы.

– Пьяные уроды, – ругался Перцель, – и ещевсе удивляются, почему у нас самая высокая смертность при ДТП. Поучились бы уЕвропы!

– Ничего, Егор, скоро твои мечты сбудутся, –успокаивал его Курочкин. – Ты же знаешь, наш проектик уже в Думе нарассмотрении. Будем наказывать за вождение в нетрезвом виде не по-детски. Ниодна пьяная свинья после этого за руль не полезет.

– А с чего вы взяли, что водитель был пьяный? –всхлипнула Васька. – Может, он хотел нас переехать? Может, это покушениена жизнь независимых консультантов? Может, нам нужна охрана, телохранители?

– Как скажешь, Васенька.

– Дашка, – шепнула на ухо Василиса, – может,сделать сегодня Перцелю предложение? А то вот так погибнем под колесами и дажезамужем не побываем...

– Ты о чем?

– Даш, мне кажется, мы должны быть вместе инавсегда-навсегда-навсегда!

Удивительно: мне казалось, что Васька получила прививку отзамужества на много лет вперед – у нее имелся показательный опыт семейной жизниво время нашей очередной командировки. Ее избранник, журналист-неудачник, спервого взгляда вызвал у меня острую неприязнь. И чувство это было взаимным. Онбыл мрачный, усатый и уже немолодой. На длинной физиономии висел унылый нос.

Чем он прельстил Ваську – до сих пор не понимаю, потому чтолюбовником, по ее собственному признанию, он был посредственным, к тому жемизантропом и женоненавистником. Скорее всего, у Василисы случилось временноезатмение мозга. Сначала они проводили ночи в саунах – в основном, рассуждая онедостатках окружающего мира. Потом он почему-то переехал в нашу квартиру,провонял все сигаретами и каждый вечер по два часа лежал в ванной,демонстративно читая Шопенгауэра, – впрочем, за все время нашегознакомства он одолел страниц пять...

Через полтора месяца у Васьки наступило прозрение. Кажется,после того, как он напился в хламину и начал требовать от нее массажа ног,мотивируя это тем, что она, «единственная из всего списка», этого не делает.Наутро Васька задалась вопросом – что еще за список? И с энтузиазмом началарасследование. Довольно скоро на свет божий были извлечены какая-то продавщицаиз табачного киоска, немолодая бухгалтерша...

Они начали ссориться, даже собираясь на официальный банкет.

– Да, кстати, – высокомерно заявлял он, – тамбудут важные люди, так что, пожалуйста, веди себя прилично.

– Что, – шипела Василиса, – обычно я ведусебя неприлично? На себя посмотри – в этом пиджаке ты похож на сутенера!

– А ты на шлюху!..

– У меня, по крайней мере, хватило ума на высшееобразование! А ты дожил до сорока лет и до сих пор не знаешь, кто такие братьяСтругацкие и как пишется слово «концепция»!

– Малыш, иди в жопу...

Так они прожили еще недели две, потом кампания кончилась, иусатый зануда, к общему удовольствию, исчез.

– Не расстраивайся, дорогая, – утешал Василисуотзывчивый Андрес, – в твоей жизни всегда найдется подходящий извращенец.

Вскоре выяснилось, что у «извращенца» есть жена, параребятишек, долги, застарелый алкоголизм, язва желудка... В общем, Василиса ещелегко отделалась.

Из далекого-далекого воспоминания меня вытащил Васькин крик:

– Вижу ресторан! Горячие блины! На абордаж!!

Мы отметили свое чудесное спасение расстегаями, ухой исолеными груздями. Помню, Курочкин кормил красной икрой фарфоровую собачку настоле, Перцель распевал политические частушки непристойного содержания, вкоторых Петров фигурировал тоже, а Васька смеялась, забыв обо всехнеприятностях.