Тем не менее переговоры шли сложно – не имея сил вновь отодвинуть Россию от Амура, представители империи Цин категорически не соглашались официально признавать фактически изменившуюся границу. Как вспоминал позднее один из русских очевидцев: «Трудно передать все хитрости, все уловки китайских чиновников, предпринятые с целью продемонстрировать их силу и неоспоримое превосходство над другими народами. Но трудно им было выдержать постоянно эту роль и скрыть собственное сознание о своём бессилии, о шатком положении дел в их государстве, о страхе, чтобы мы не действовали против них вместе с англичанами, которых они столько же не любили, сколь боялись».

Генерал-губернатор Муравьёв оказался хорошим психологом и ловким дипломатом – сохраняя безупречную вежливость, он умело давил на китайских представителей. Когда князь И Шань стал утверждать, что Китай сам может защитить Приамурье от англичан, русский генерал учтиво напомнил ему о том, что князь уже как-то пытался защитить от них город Кантон… Действительно, в 1841 году И Шань, во время первой «опиумной» войны Китая с Британией, потерпел под Кантоном позорное поражение от английских пушек. «Отзыв генерала Муравьёва о Кантоне особенно неприятно отразился на лицах маньчжуров», – вспоминал русский очевидец.

Когда же китайцы стали указывать, что переговоры о границе следует вести без всякого давления, а Муравьёв пытается давить на них, используя то угрозу в виде «рыжих варваров» (англичан), то собственные войска и пароходы, русский генерал-губернатор и здесь нашёл удачный контрдовод. Николай Муравьёв просто напомнил И Шаню обстоятельства пограничных переговоров в Нерчинске 1689 года, когда к русскому послу Головину, приехавшему с малой свитой, пришли маньчжурские послы во главе 15-тысячной армии…

Впрочем, генерал Муравьёв чередовал давление с радушной любезностью. Через день он дал в честь князя И Шаня ответный торжественный обед на противоположном берегу Амура, там, где русские уже строили первые избы будущего города Благовещенска. Под непрерывную музыку, исполняемую оркестром трубачей Иркутского конного полка, русский губернатор и маньчжурский князь весь день пили водку с шампанским. Захмелевший князь И Шань, скинув «курму» (парадную куртку), пытался танцевать под музыку трубачей и даже предлагал Муравьёву раскурить трубку с опиумом, которую за князем всегда носил специальный слуга. От этого предложения губернатор Муравьёв вежливо отказался, а на следующий день статский советник Перовский зачитал похмельному князю И Шаню проект договора.

Китайский дипломат был уже почти согласен, но лишь просил, чтобы в документе о новой границе не употреблялся сам термин «граница». Упёрся он и на слове «слава» – в начале договора планировалось написать, что он заключён «ради большей пользы и славы обоих государств». «Наше Срединное государство и без того так славно, что большего желать уже нельзя», – возразил князь И Шань, видимо, сожалея о вчерашнем шампанском с водкой.

Генерал Муравьёв заметил, что они с князем должны отдохнуть после вчерашнего, а детали текста будущего договора могут обсудить без них помощники и переводчики. Обсуждение началось вечером на русском речном корабле. При этом в соседней каюте за тонкой стенкой расположился сам Муравьёв, внимательно слушая происходящее. По его приказу рядом время от времени громко перекрикивались матросы: когда Муравьёв хотел что-то подсказать своим помощникам за стенкой, он шептал нужные фразы матросу, и тот выкрикивал их, вплетая в громкий разговор как будто с соседней баржей. Китайские представители в ходе напряжённых переговоров и какофонии криков за стенами каюты просто не поняли, что якобы уехавший отдыхать Муравьёв фактически из соседней каюты диктует своим помощникам нужные формулировки.

Впрочем, и китайская сторона по-своему пыталась давить на оппонентов – здесь особенно отличился маньчжур Айжиндай, официальный переводчик князя И Шаня. В ходе особенно острого спора о формулировках он заплакал и порывался утопиться, грозя выпрыгнуть с борта русского корабля прямо в Амур.

Отчаявшись дипломатически переиграть русских, китайцы просто стали затягивать переговоры дотошным обсуждением мелких и второстепенных формулировок. В ответ 26 мая 1858 года, вновь находясь на правом берегу Амура в китайском Айгуне, генерал-губернатор Муравьёв разыграл целое представление. Во время долгого и нудного обсуждения очередной формулировки он вдруг вскочил и заорал переводчику Шишмарёву: «Переведи им – так переговариваться нельзя! Я им всё сказал, даю им сроку на согласие до завтра…»

В демонстративном гневе, не дожидаясь, когда переводчик скажет на маньчжурском языке его фразу, Муравьёв выбежал из зала переговоров, вскочил на коня и, нахлёстывая его плёткой, полетел через весь городок Айгунь к берегу Амура. Вслед за губернатором бросились и члены русской делегации. За ними, не выдержав, побежали и китайские дипломаты.

Маньчжурский переводчик Айжиндай нагнал свиту Муравьёва только возле берега реки, но на все его вопросы русские демонстративно не проронили ни слова. Дождавшись лодки, Николай Муравьёв швырнул на китайский берег плётку и молча уплыл. Следующим утром на русский берег Амура китайцы привезли согласие подписать договор…

Картина «Айгунский договор». Художник В. Е. Романов, 1947 год

Триумф генерал-губернатора не омрачила даже досадная потеря – он обнаружил, что в ходе вчерашней бешеной скачки к берегу Амура потерял драгоценный знак ордена Александра Невского. Этим высшим и очень редким орденом Муравьёв был награждён два года назад за успешную защиту от британского флота дальневосточных границ России. С тех пор он всегда носил на парадном мундире знак этого ордена – усыпанную бриллиантами восьмиконечную звезду. Теперь бриллиантовая звезда осталась где-то в пыли на улочках маньчжурского городка Айгунь – узнав о потере, китайские власти вели её поиски, но так и не нашли.

Последняя страница русского экземпляра Айгунского договора 1858 года с подписями на русском и маньчжурском языках

Торжественное подписание договора назначили на полдень 28 мая (16 мая по старому стилю) 1858 года. Единственным условием китайской стороны было, чтобы русские корабли не палили из пушек, устраивая торжественный салют.

Секретари, писцы и переводчики провозились несколько лишних часов, составляя итоговые тексты договора на маньчжурском и русском языках, поэтому церемония подписания состоялась только к шести вечера. Генерал Муравьёв и князь И Шань торжественно обменялись официальными экземплярами договора, первая статья которого гласила: «Ради большей вечной взаимной дружбы двух государств левый берег реки Амура, начиная от реки Аргуни до морского устья р. Амура, да будет владением Российского государства…» При этом земли между впадающей в Амур-рекой Уссури и морем – будущее Приморье – объявлялись общим владением Китая и России «впредь до определения по сим местам границы между двумя государствами».