На третий день после занятия фортов Дагу, проведя предварительную разведку малыми канонерками, англо-французская эскадра из шести крупных канонерских лодок двинулась вверх по реке, к Тяньцзиню и Пекину. На всех судах находился значительный десант, а на буксире – большое число шлюпок и спасательных лодок. Впереди шла разведка из двух малых канонерок.

Извилистый фарватер и большое число мелей препятствовали движению куда больше, чем цинские войска, ограничивавшиеся наблюдением за европейской эскадрой разъездами маньчжуро-монгольской конницы. Используя морские приливы, англо-французы упорно шли вверх по реке, отгоняя конных лучников неприятеля шрапнелью из корабельных орудий.

Через четыре дня, 26 мая 1858 года, в 8 часов вечера эскадра достигла Тяньцзиня. Шесть больших канонерских лодок с десантом пристали прямо к городской набережной в месте соединения Байхэ с Императорским каналом, а две малые канонерки прошли вперёд и бросили якорь в одной миле выше, там, где начиналось шоссе на Пекин.

Китайские власти не укрепляли город Тяньцзинь, считая невозможным взятие фортов Дагу и абсолютно невозможным продвижение кораблей вверх по реке, не столько из-за мощи укреплений, сколько из-за сложности речной навигации. Действительно, гребные и парусные суда не смогли бы и приступить к такому предприятию, даже проникнуть через намытый течением песчаный бар в устье Байхэ. Но возможности винтовых пароходов с опытными экипажами оказались выше фантазии чиновников Цинской империи…

Тяньцзинь был окружён средневековой крепостной стеной, копией стен Кантона. В амбразурах между зубцами стены могли помещаться орудия, в каждом из зубцов были сделано по две бойницы для дальней ружейной стрельбы и третья, направленная вниз для обстрела подошвы стены. К моменту появления англо-французской эскадры укрепления Тяньцзиня, где всего четыре года назад отгремели жестокие бои Северного похода тайпинов, представляли собой жалкое зрелище: в одном месте имелась большая незаделанная брешь, на всём протяжении встречались оползни, позволявшие свободно взойти на стены. Пекин лежал в трёх днях пути от беззащитного Тяньцзиня, и император Сяньфэн («Всеобщее Изобилие») принял все требования англичан и французов, действительно приблизив их коммерсантов и промышленников к всеобщему изобилию.

26 июня 1858 года цинский Китай впервые был вынужден признать европейских «варваров» не вассалами, а равной стороной. Причём эта европейская сторона была уже «равнее» самого Китая: англичанам и французам открывались все крупные морские порты и доступ во внутренние провинции, снижались таможенные пошлины, их торговые и военные корабли получали право плавания по всей Янцзы (ещё контролируемой тайпинами, и здесь не обошлось без умысла) и другие привилегии, включая 222 тонны серебра в качестве контрибуции. Вновь подтверждалась законность торговли опиумом, ласково поименованным «иностранным лекарством».

Подсуетились и США с Российской империей, их дипломаты не упустили благоприятный момент тут же заключить свои, не менее выгодные договора с потрясённым внутренним и внешним врагом – цинским Китаем. Так, благодаря английским пароходам, ещё недавно бомбардировавшим и русские берега, Российская империя окончательно закрепила за собой левый берег Амура и заявила права на Приморье.

Война, называемая второй «опиумной», закончилась. И почти сразу началось то, что обычно именуют третьей «опиумной» войной.

Стороны конфликта договорились обменяться ратифицированными текстами договоров в течение года, и 8 июля 1858 года англо-французские войска покинули Тяньцзинь, а затем устье Байхэ и Чжилийский залив, вернувшись на юг, в Шанхай и Кантон. Уходя, они взорвали форты Дагу.

Но правительство Цинской империи не собиралось мириться с неравноправными договорами. С досады даже казнили сановника Ци Ина, некогда заключившего с англичанами Нанкинский договор, но не сумевшего справиться с переговорами в Дагу и Тяньцзине. Император Сяньфэн перехитрил самого себя – не планируя полностью отвергать соглашения в Тяньцзине, он намеревался за год подготовиться в военном плане и навязать послам англичан и французов новые переговоры, на которых намеревался смягчить условия мира в свою пользу. Ничего хорошего для Сяньфэна и его империи из этого не вышло, зато получилась новая «полицейская» война невиданного ранее размаха – третья «опиумная» война.

Пока Пекин был озабочен войной с англо-французской коалицией, на северных границах империи Цин назревали новые изменения. В годы недавней Крымской войны русские солдаты и забайкальские казаки, приплывшие по Амуру вместе с генерал-губернатором Муравьёвым, защитили устье великой дальневосточной реки от десантов британского флота. К 1856 году на амурских берегах, покинутых Россией почти два века назад по Нерчинскому трактату, вновь возникли первые русские поселения.

Но мало было защитить эти земли и начать их освоение – предстояло ещё убедить соседний огромный Китай признать левый берег Амура русской территорией. Это оказалось непростой задачей, тем более что противники освоения нашей страной приамурских земель находились не только в Пекине – в те годы их хватало даже в Петербурге.

Ещё весной 1854 года, отправляясь в первый «сплав» по Амуру, генерал-губернатор Николай Муравьёв предупредил Пекин о своём намерении. Отправленное в столицу «Дайцынской империи», как издавна русские называли Китай, послание было предельно вежливым, по-восточному витиеватым и полным всяческих намёков для дипломатов «Его Богдыханова Величества», как традиционно на Руси именовали маньчжурского императора.

В письме Муравьёв пугал Пекин намерениями англичан захватить новые колонии на берегах Охотского или Японского моря, подобно тому как они это совсем недавно сделали с китайским Гонконгом. «Всемилостивейший наш Государь, – писал Муравьёв китайским властям, – заметив лживые поступки некоторых иностранных держав, питающих враждебные замыслы на наши приморские владения, повелел мне, генерал-губернатору Восточной Сибири, избрав кратчайший и удобнейший путь, лично и немедленно отправиться к берегам Тихого океана и сделать все нужные распоряжения, необходимые для предупреждения враждебных замыслов, могущих простираться на восточные наши острова и владения».

Далее в письме генерал-губернатор Муравьёв предупреждал о плавании его войск по Амуру и прозрачно намекал Пекину на необходимость пересмотреть старые представления о русско-китайской границе: «С благоговением исполняя волю моего Государя и вполне уверенный, по долговременной дружбе, в искреннем доброжелательстве повелителя великой Дайцынской империи нашему Государю, питающему эти же чувства своего благорасположения к Его Богдыханову Величеству, я поспешаю отправиться к берегам Тихого океана с приличным числом чиновников и войска, на судах, по реке Сахалянъ-Ула и Сунгари-Ула, известных у нас под общим названием Амура. О чём нужным считаю известить сим листом для разъяснения могущих произойти недоразумений по настоящей моей поездке, равно и для узнания: к какому времени и куда именно будут посланы уполномоченные сановники Дайцынскаго государства для определения восточных границ двух великих империй, доселе остающихся неразграниченными…»