золотистая корзина, отделанная бирюзовой лентой. Не успел распорядитель закончить перечислять ее содержимое, как лорд Паулс поднял табличку.

– Тысяча крон, – провозгласил Бард.

Все тут же заговорили, но вскоре поднялась еще одна табличка.

– Тысяча пятьсот, – заявил Эллис Робишо. – Обожаю запеченных в ягодах овсянок[2], вы же знаете.

– Две тысячи крон! – воскликнул другой претендент.

Еще один джентльмен объявил, что предлагает две тысячи пятьсот, и по толпе пронесся ропот. Бард Шелдон выглядел так, будто над головой его нависла грозовая туча.

– Пять тысяч крон! – воскликнул он, и все ахнули.

Исбета тревожно пискнула.

– Что ж, если тебе так угодно… – Эллис поклонился. Один за другим джентльмены уступили предложению Барда. Лорд Паулс подошел и забрал корзину, толпа разразилась аплодисментами. Он протянул руку Исбете, и они отправились занять место на лужайке.

«Что они делают?»

«Покупают право отобедать с дамой, которой принадлежит корзина».

«Но это мое угощение, – сказала Нади».

«Мы получим свою долю, – успокоила духа Беатрис. – Мы съедим его вместе».

Она приняла заинтересованный вид и принялась наблюдать за дальнейшими торгами, но тут перед ней остановилась какая-то фигура, и Беатрис улыбнулась Дантону Мезонетту.

– Еще раз здравствуйте.

Дантон поклонился, изящно взмахнув руками, как принято у аристократов Вальсара.

– Не окажете ли удовольствие разделить со мной обед, мисс Клейборн?

«Я не хочу с ним делиться. Заставь его уйти».

Беатрис растянула губы в вежливой улыбке.

– Буду счастлива пообедать с вами, господин Мезонетт, если вы одержите победу на торгах.

– Лишь этого я и прошу, – улыбнулся он. – Превосходно. А! Вижу, тот самый миг настал.

На подиуме появилась корзина Беатрис, и Дантон поднял табличку, сделав ставку в сто крон. Ианте предложил сто пятьдесят, но тут в воздух взлетели и другие руки, так что цена быстро подскочила.

– Вы пленили воображение многих джентльменов, мисс Клейборн. – Дантон поднял табличку, и ставка выросла до четырехсот крон.

Ианте не опускал свою – пятьсот.

– Некоторые уже выбыли из игры.

– Весьма кстати, – ухмыльнулся Дантон. – Но схватка будет напряженной. Лорд Паулс ясно дал понять, что определился. Скоро и остальные сговорятся. Ваша корзина пользуется спросом среди богатых, не наделенных даром магии джентльменов, мисс Клейборн. Полагаю, в ближайшее время вы будете необычайно заняты. Так что выбирайте.

Включая и самого Дантона, судя по его улыбке. Беатрис распахнула веер и принялась помахивать им, обдавая ветерком горящие щеки.

– Я пока еще об этом не задумывалась.

«Чего они хотят?»

«Жену, – ответила Беатрис. – И если ей стану я, мы с тобой больше никогда не поговорим».

«Нет, нет! – Нади сжала кулаки Беатрис. – Не становись женой!»

«Если я не получу гримуар, у меня не останется выбора».

«Но если ты заключишь Великую сделку, Нади все равно тебе больше не понадобится…»

Беатрис тоже будет скучать по Нади, как бы трудно с ней ни приходилось, какой бы жадной и порывистой она ни была.

– Тысяча двести пятьдесят крон? – провозгласил распорядитель.

Дантон поднял табличку.

Кроме Ианте на корзину Беатрис осталось лишь два претендента. Дантон взглянул на нее с таким пытливым и спокойным видом, будто ему были известны все ее секреты.

– Это ваш первый брачный сезон, верно?

– Верно, – кивнула Беатрис.

– А у моей сестры – третий, – сказал Дантон.

– Я думала, она чародейка. – Беатрис осмотрела толпу в поисках дамы в платье такого же светло-зеленого оттенка, как у ее брата, и увидела девушку, которую встречала в ассамблее и на балу Робишо. Она была хорошенькой, со вздернутым носиком и светлыми волосами, что сияли на солнце, но в ее треуголке торчало чересчур много перьев, да и черных оборок, украшающих все швы жилета, было несколько больше, чем следует. Однако излишне нарядная одежда – не повод избегать дебютантку с магическими способностями. Три сезона? Как это вышло?

– Да, верно. – Дантон поднял табличку, на лбу его заблестели капельки пота. – Она два сезона отказывала всем претендентам на ее руку, и наши родители решили, что этот сезон – последний. Больше они ей потакать не намерены.

Беатрис снова бросила взгляд на Даниэль. Возможно ли, что она тоже не хотела попасть в рабство ожерелья, подобно им с Исбетой?

– Это необычно?

– Как правило, да, – отозвался Дантон. – Однако имеет объяснение.

Беатрис изо всех сил старалась хранить невозмутимое выражение лица.

– Я не хочу лезть не в свое дело, но признаюсь, мне любопытно.

– Все просто, – сказал Дантон. – Три года назад мы в Масилии присутствовали на премьере самой модной оперы.

Беатрис стало еще интереснее.

– Масилианская опера – лучшая во всем мире. Но как она сподвигла мисс Даниэль отказаться от брака?

– Виновата истинная любовь. – Он тяжело сглотнул и поднял табличку, подтверждая ставку в три тысячи крон. – Там собрался весь цвет Масилии. Как и семейство Лаван с детьми: красавицей Исбетой и ее очаровательным братом, Ианте.

Беатрис склонила голову. Ианте принял ставку четыре тысячи пятьсот крон. Толпа увлеченно наблюдала за их противоборством.

– И вы их запомнили.

– Никогда не забуду, – отозвался Дантон. – В тот вечер моя сестра безнадежно влюбилась. Она не отрывала от него взгляда все представление. На следующий день на королевском балу он танцевал с ней. А потом Лаваны уплыли из Вальсара, вернулись в Лландрас и забрали с собой сердце Даниэль.

– О… – выдохнула Беатрис.

– Пять тысяч крон? – спросил распорядитель.

Дантон закусил губу, но принял ставку. Ианте так и не отступил. Он стоял среди участников торгов, будто прилежный ученик с поднятой для ответа рукой, и держал табличку.

– Пять тысяч… Пять тысяч крон… – провозгласил распорядитель. – Шесть тысяч?

Все взгляды обратились к Дантону. Тот стиснул зубы и, сдаваясь, опустил руку. Толпа взревела. Дантон облизнул губу и склонился к Беатрис, обдав ее кисловатым дыханием.

– Вы красивы. А магический дар компенсирует низкое происхождение. Вы можете сразить десяток поклонников, если пожелаете, а ваш отец будет только рад повысить цену. Моя сестра с первого взгляда безнадежно влюбилась в Ианте Лавана. Умоляю вас – выберите другого. Ради любви.

Беатрис недоверчиво приоткрыла рот.

– И вы просите об этом меня?!

– Я пойду на все ради счастья сестры, – ответил он. – Буду умолять. Обманывать. Красть. Расскажу всем, что видел, как вы, в одной лишь ночной сорочке, сотворили круг на берегу моря и резвились там до рассвета, пока дух, которому вы служили пристанищем, не покинул ваше тело.

Сердце Беатрис будто окаменело.

– Вы снимаете дом на Триумф-стрит? Но у вашего отца особняк на Грейвсфорд-роуд…

– Мой отец действительно живет на Грейвсфорд-роуд. Я снимаю дом под номером двадцать, чтобы иметь возможность уединиться.

О, Беатрис знала, что за ней кто-то наблюдает! Она догадывалась, но отмахнулась от этого ощущения, в то время как Дантон, прячась, подсматривал за ней. Это был шантаж! Дантон просто подлец…

«Дай-ка я его прокляну…»

«Нет».

«Но он тебя обижает!»

– Никто кроме меня вас не видел, – сказал Мезонетт. – Любой другой растрепал бы ваш секрет в первой попавшейся кондитерской. Он известен лишь мне, и я обязательно им воспользуюсь. Я должен защищать интересы сестры.

«Ненавижу его…»

– Мистер Мезонетт… – начала Беатрис, но что она могла ему сказать? Как переубедить? – Понимаю,