хозяйстве сроду не водилось, да и мокрый он был, хоть ты его выжимай. Кругом все сухое, а он мокрый… По всему выходило, что положил его сюда Колька, и положил вот только что, буквально три минуты назад, перед тем, как уйти из дома. Дождя в поселке не было уже три дня; значит, мешок либо специально намочили – например, чтобы кровь отмыть, с Кольки ведь станется, мозгов у него с наперсток, а подраться – только давай, – либо просто-напросто выловили из реки.

Мария Семеновна потянула носом. Исходивший от мешка запах тины, гниющих водорослей и ракушек ни с чем нельзя было спутать. Да, до того, как попасть на полку в чулане, мешок успел поплавать в реке. У Марии Семеновны немного отлегло от сердца, и она наконец-то заглянула внутрь.

В мешке лежало несколько одинаковых, весом примерно по килограмму каждый, полиэтиленовых пакетов с чем-то белым внутри. Мария Семеновна, как и Витька с Мишкой за час до нее, поначалу решила, что это либо мука, либо крахмал. Что ж, хоть какая-то польза от этого рыжего обормота…

Тут она увидела, что один пакет надрезан и, даже не успев подумать, по свойственной всем хозяйкам привычке пробовать на вкус все, что подвернется под руку, обмакнула палец в белый порошок и слизала то, что пристало к коже. Кончик языка и нёбо сразу начали неметь; Мария Семеновна поспешно сплюнула непонятную дрянь, явно не имевшую никакого отношения к кулинарии, и отправилась обратно на кухню, чтобы прополоскать рот.

Пока она этим занималась (гораздо тщательнее, чем требовалось, поскольку не знала, с какой именно отравой имеет дело и чем это может обернуться), в окошко кухни постучали. Ежова сунулась к стеклу поглядеть, кого это несет, но под окном уже никого не было, зато в сенях топали тяжелые, уверенные шаги. Гость постучался в дверь кухни и, не дожидаясь ответа, вошел.

– Здравствуй, Семеновна, – сказал участковый.

– Здравствуй, здравствуй, – без особой теплоты в голосе приветствовала представителя власти Ежова. – Ты бы шапку-то, что ли, снял, дом ведь тут, а не хлев.

– Фуражку носить мне по форме полагается. Даже в помещении, – сообщил Ковалев, снимая тем не менее головной убор. – Как здоровье, Семеновна?

– Не жалуюсь, – еще неприветливее буркнула женщина.

Такие визиты были ей не в новинку. Сыновей она растила одна, в лепешку разбивалась, чтобы их, иродов, одеть, обуть да прокормить, так что на какое-то там воспитание времени уже не оставалось. Да и как их, мальчонок-то, воспитывать без мужской руки? Известно ведь, какое оно, мамкино-то воспитание. По этой причине участковые – и Ковалев, нынешний, и те, что были до него, – редко обходили дом Ежовых стороной, и каждый их приход означал, как правило, очередную неприятность.

– Говори, зачем пожаловал, – сухо предложила она. – Нечего про здоровье рассусоливать. Ежели его и нету, так ты, чай, не доктор. Ну, который на этот раз?

– Чего «который»? – довольно правдоподобно удивился Ковалев.

– Ты мне глазки не строй! Говори, который из этих рыжих иродов чего учудил?

Ковалев почесал макушку.

– А не знаю, который, – признался он. – И учудил ли, тоже не знаю.

– Это как же?

– Чан-то подвинь, – посоветовал участковый, – убежит сейчас.

Мария Семеновна с усилием отодвинула подальше от огня тяжелый чан с закипающими помоями и снова повернулась к милиционеру.

– Ну?

– Тут, Семеновна, видишь, какое дело… Ну, словом, мужики твои ничего такого необычного в последние дни домой не приносили? Мешочек какой либо тючок, а внутри – пакеты с белым таким порошочком, вроде муки…

– Не видала я никаких пакетов, – отрезала Ежова. Выловленный из реки тючок, интерес к нему участкового и крушение на мосту мигом связались в ее сознании в единое целое, но она пока не решила, что с этим делать. – А что за порошок-то?

– Да как тебе сказать… Отрава, в общем.

– Отрава? Это хорошо. А то крыс чего-то развелось, прямо житья от них нету. Все углы прогрызли, заразы.

– Это, Семеновна, не для крыс отрава, а для людей, – вздохнул участковый.

Услышав это, Мария Семеновна инстинктивно поднесла ладонь к губам и судорожно сглотнула. Она тут же взяла себя в руки и придала лицу равнодушное, скучающее выражение, но было поздно: Ковалев обо всем догадался.

– Уже лизнула? Да ты не пугайся, лизнуть чуток – это неопасно. Тут ведь, Семеновна, дело в другом. Ежели, к примеру, порошок этот у тебя… – участковый огляделся по сторонам, – ну, скажем, в чуланчике хранится и я его, порошочек этот, сам, без твоего добровольного содействия, найду, придется мне тебя, Семеновна, посадить.

– Как это – посадить? – опешила женщина. – Меня?!

– И тебя, – кивнул лейтенант, – и Кольку твоего, и Мишку, и даже свинью с петухом да курами. Срока, который за это дело полагается, на вас на всех хватит и еще для соседей маленько останется.

– Да ты чего несешь-то?! – возмутилась Мария Семеновна. – Ты толком говори! Что это за порошок такой, а?

– Это, Семеновна, тайна следствия, – важно сообщил участковый. – Но тебе, так и быть, скажу. Наркотик это, Мария Семеновна. Нелегалы его с собой везли, которые в том поезде мимо нас ехали. Что бы им мимо-то проехать! Да, видно, такое наше счастье… Поезд с моста кувырнулся, вот пакетики-то теперь помаленьку и всплывают. Что спасатели находят, а что – наши, местные, на берегу подбирают. Которые поумнее, те сразу их ко мне несут, а кому Бог ума не дал, те, бывает, и припрячут – в хозяйстве, мол, и пулемет пригодится. Вот я по домам-то и хожу, разъясняю населению текущий момент. Ведь уголовная ответственность – это ладно. В тюрьме, чай, тоже люди живут, оттуда все-таки вернуться можно. А вот если сдуру взять и, скажем, с половину чайной ложечки этой пакости глотнуть, очень даже запросто можно коньки отбросить. И никакие доктора не помогут. Не успеют просто. Это все равно что из ружья картечью себе в кишки пальнуть. Такие-то дела, Семеновна.

Женщина думала недолго. О наркотиках она имела лишь самое общее представление – слава богу, их дом хотя бы эта беда обошла стороной, – но и того, что она знала, хватало: Ежова не хотела иметь с этой дрянью ничего общего.

– А кто сам отдаст, тому чего будет? – поинтересовалась она.