политики потребовало чисток на пограничных территориях. Во время Большого террора «вражеские национальности» и ненадежные граждане были выселены с территории советского пограничья. Новые жители, часто прибывшие из отделенных частей Советского Союза, пришли им на замену. Они не были знакомы с местной культурой, что облегчило изолирование пограничья от нежелательного внешнего и внутреннего влияния. Японские руководители Маньчжурии также экспериментировали с пограничными жителями и переопределяли роли различных этнических групп. Императорская Япония выгодно распределила власть между различными этническими группами. Токио наделил монголов иллюзорной автономией и ограниченными привилегиями для ослабления позиций ханьских китайцев. Ситуация казаков Трехречья и русских работников железной дороги на ст. Маньчжурия была похожей. Достаточно скоро, однако, все этнические меньшинства пограничья Маньчжоу-го поняли, что действия Японии не были бескорыстными – они имели свою цену.

Глава 6

ИГРА В ДРУЖБУ У ЗАБОРА С КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ

В августе и сентябре 1945 года в ходе молниеносной кампании Советская армия разбила японские войска в Маньчжурии, а затем оккупировала Маньчжоу-го[650]. Японцы, находившиеся в городе Маньчжурия, были застигнуты врасплох началом атаки 9 августа. Несмотря на сильное сопротивление, японские отряды удалось вытолкнуть за пределы приграничного города, практически не разрушив инфраструктуру. Японское гражданское население в панике бежало. Дороги и мосты были отремонтированы в течение нескольких дней, и советские поезда начали отправляться со станции в Харбин, обеспечивая советскую армию. Читинские газеты приветствовали возвращение нормальной жизни в пограничный город, красные знамена были вывешены на домах, а в городе при помощи китайского населения началась восстановительная работа[651].

Когда победа Красной армии была уже неизбежна, 18 августа 1945 года Михаил Алексеевич Матковский, временно исполняющий обязанности руководителя Бюро по делам российских эмигрантов, написал советскому генеральному консулу в Харбине письмо, в котором лицемерие и страх сквозили в каждом слове. В письме утверждалось, что русские Трехречья были переданы японским властям, когда те взяли контроль над Хайларом в 1932 году. Матковский заявлял, что оставшиеся русские эмигранты Маньчжоу-го «за годы своего нахождения вне пределов своего Отечества… никогда не отделяли себя в своих мыслях от своего родного народа. Они считали своей главной и священной обязанностью готовить себя и своих детей для выполнения своего долга перед Отчизной». Более того, письмо заверяло, что «те российские эмигранты, которые совершили какие-либо действия в результате чего им могло бы быть предъявлено в будущем обвинение в преступлениях против своей Родины, все остаются на месте и готовы с чистым сердцем предстать перед Судом Правительства своего народа»[652]. Матковский не предполагал, как прав он окажется. Военное продвижение, прикрытое пропагандой о советско-китайской дружбе, принесло ужас в пограничные районы – недели грабежей и изнасилований советскими солдатами в августе 1945 года и после сделали этот год особенно разрушительным для населения[653]. Спустя примерно шесть месяцев Красная армия ушла с Северо-Востока Китая. Китайские коммунистические силы быстро «освободили» многие части региона, и город Маньчжурия оказался под контролем Китайской коммунистической партии 17 мая 1946 года. Таким образом, более чем за три года до создания Китайской Народной Республики 1 октября 1949 года китайские коммунисты стали хозяевами Хулун-Буира и были обеспечены непосредственной связью с Советским Союзом[654].

В этой главе рассматривается период конца 1940-х и 1950-е годы – период, который обычно воспринимается как медовый месяц в отношениях Китайской Народной Республики и Советского Союза, хотя и омраченный признаками будущего конфликта. Социальные и экономические последствия Второй мировой войны, несомненно, ощущались в пограничных районах[655], однако многие вещи изменились к лучшему по сравнению с предшествующими годами. Угроза войны, использованная для ужесточения контроля над местным населением и превращения пограничных районов в высоко милитаризированные зоны, отпала. Постепенно угасали на советском берегу Аргуни осадные настроения и тупая ненависть ко всему иностранному. Когда Сталина у власти сменил Никита Хрущев, выросшие в 1930-х годах жители советского пограничья уже не так опасались выселений, тюремных заключений и других репрессий, осуществляемых их собственным правительством[656].

Именно в этой в целом более расслабленной атмосфере развивалась советско-китайская дружба. Хотя межграничные контакты возобновились уже во второй половине 1940-х годов, официально альянс образовался только с подписания Сталиным и Мао Цзэдуном «Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи» 14 февраля 1950 года в Москве. Вопреки названию, обсуждение договора проходило сложно, и обе коммунистические партии в условиях исторически сложившихся противоречий проявляли некоторую долю недобросовестности. Договор улучшил отношения на бумаге, но только в 1953 году со смертью Сталина и достижением перемирия в Корейской войне в истории этих отношений начались «золотые годы». Война способствовала формированию подобия братских отношений между двумя режимами, и сталинская властность больше не усложняла двусторонние связи. Экономическая кооперация, техническое содействие и культурный обмен достигли новых высот. Более восьми тысяч китайских студентов поступили в высшие учебные заведения по всему Советскому Союзу, и более двадцати тысяч советских специалистов были отправлены в Китай[657]. Неудивительно, что проблема границы отступила. Пекин проявил терпимость в отношении исторически спорных районов, так как в договоре 1950 года гарантировалось взаимное уважение к территориальной целостности. Несколько приграничных инцидентов были разрешены мирно с заверениями во взаимной доброй воле[658]. Однако, как будет показано в этой главе, несмотря на вездесущую риторику дружбы и усиливавшееся двустороннее сотрудничество в экономической, образовательной, культурной и других сферах, Пекин и Москва продолжили сохранять собственный государственный пограничный контроль и сокращать межграничные взаимодействия местного населения на смежной периферии[659]. Другими словами, отношения между метрополиями потеплели, а контакты на пограничных территориях охладели.

НОВЫЙ ПОСЕЛОК НА ГРАНИЦЕ: ОСНОВАНИЕ ЗАБАЙКАЛЬСКА

Дипломатический триумф Сталина в Ялте в феврале 1945 года привел к временному восстановлению в Северо-Восточном Китае структур, разрушенных в результате Русско-японской войны 1904–1905 годов. Договор между лидерами союзников имел огромное влияние и на судьбу города Маньчжурия. Согласно договору, две магистральные линии бывшей КВЖД и Южно-Маньчжурской железной дороги должны обслуживаться под объединенным советско-китайским управлением. Эти две линии с августа 1945 года назывались Китайской чанчуньской железной дорогой и управлялись Советским Союзом и республиканским Китаем совместно до тех пор, пока влияние китайских националистов в регионе не ослабло. 1 мая 1950 года, через семь месяцев после создания КНР, Китайская чанчуньская железная дорога была снова восстановлена формально под совместным советско-китайским управлением. 31 декабря 1952 года советское правительство передало права на железную дорогу, включая линии, землю, подвижной состав, недвижимость и примыкающие мастерские, правительству Китая безвозмездно на основании Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи 1950 года[660]. Таким образом, после семилетнего периода двоевластия Китай получил железную дорогу и город Маньчжурию в свое полное распоряжение. После 1949 года станции Отпор и Маньчжурия снова стали важнейшими центрами двусторонней торговли и первыми остановками для делегаций из соседних государств. Города-близнецы стали связующим звеном между двумя коммунистическими странами и союзными с ними государствами[661].

Новые обстоятельства и интенсификация экономических и технических связей между двумя коммунистическими режимами спровоцировали рост обоих пограничных поселений. Население ст. Маньчжурия за десять лет выросло почти в четыре раза – с 9180 жителей в 1949 году до 35 131 в 1959 году почти исключительно за счет ханьских китайцев[662]. Несмотря на резкий скачок населения в г. Маньчжурия и на всем китайском пограничье, что вскоре мы обсудим, ситуация в Хулун-Буире оставалась тяжелой. Маньчжурия, Хайлар и другие поселения были затронуты политической нестабильностью, омрачившей первое десятилетие существования коммунистического Китая. Уровень жизни был очень низок, и жители страдали из-за острой нехватки поставок[663].

Весь транзит пассажиров и грузов до 1949 года осуществлялся исключительно через ст. Маньчжурия, однако полное возвращение Маньчжурской железной дороги Китаю в конце 1952 года потребовало скорого восстановления советской железнодорожной инфраструктуры в Отпоре, поэтому мы сфокусируем внимание на развитии советского пограничья.

Некоторые структурные проблемы замедлили процесс пограничного заселения на советской территории, как и на китайской. Несмотря на то что государство поощряло миграцию посредством материальных стимулов и идеологических кампаний, редкое и рассеянное расселение приводило к постоянному