Лифт остановился с мягким толчком, от которого что-то екнуло внутри, и двери открылись. При виде знакомого ковра со старинным узором из коричневых с золотом шестиугольников Ханна вспомнила, как они с Конором настолько одурели от поцелуя, что едва не вывалились из лифта на пол. Бросив взгляд в его сторону, она поняла, что он думает о том же самом.

Как ее так занесло? Даже не верится. А теперь полюбуйтесь на нее. Ханна ирландская совсем не похожа на Ханну английскую, и превращаться в нее обратно не хочет. И она нахмурилась, осознав, что вообще не рвется возвращаться в Англию, к своей прежней жизни. Нет, это просто нелепо. У нее там работа, квартира, словом, вся жизнь. «Ну и что это за жизнь? – тоненько подначивал какой-то голосок. – Да и квартира тебе не нравится. Насколько лучше в коттедже!» Ханна раздраженно вздохнула. Нельзя же переворачивать всю жизнь вверх тормашками только ради коттеджа!

– Что-то не так? – спросил Конор, пока они шагали по коридору.

– Нет, – коротко ответила она, словно отсекая назойливое «а если…», вертевшееся в голове.

– Точно? – И Конор метнул на нее тот насмешливый, понимающий взгляд, который так хорошо удавался им с Адрианной.

Ханна была совершенно не настроена обсуждать с ним свои шальные мысли: они ее и саму обескураживали.

Конор отворил дверь, и при виде убранства номера все остальное вылетело у Ханны из головы.

– Миленько, да?

– Миленько?! – Ханна развернулась к нему. – Великолепно! Потрясающие цвета, хотя я сама бы на такие ни за что не решилась.

Она прикоснулась к темно-синим обоям с элегантной отделкой из бронзовой фольги. И только потом сообразила, что Конор дразнится. Ну еще бы – он же дизайнер.

– Может, у нас такие обои использовать? Если с большим окном, выходящим на море, света как раз будет достаточно.

– Да, хорошо бы. Так красиво. – И она почувствовала укол боли, поняв, что ей этого уже не увидеть. Какое странное ощущение потери. Как можно потерять что-то, чего не было в твоей жизни? Ирландия творила с ней что-то странное.

Она заглянула в ванную, пытаясь отвлечься.

– Вау… – Она в благоговении обводила взглядом открывшееся великолепие. – Душ просто потрясающий!

Здесь было не меньше дюжины насадок и переключателей режима, и все это, выполненное в матово-синих тонах, красовалось на сверкающей бронзовой поверхности. Бронзовыми были и крепления на рельефном стекле кабины, и чаша умывальника с мраморной пробкой. На фоне этой роскоши еще больше поблек ее собственный незатейливо обставленный дом. Вот тогда она и приняла решение. Она переедет. Продаст апартаменты и найдет что-то… пусть не такое изысканное, как это, но такое, куда с радостью можно вернуться после работы, с диванами, на которых так уютно свернуться клубком, с кашемировыми покрывалами, чтобы закутаться в них. И еще, наверное, с полным садом курочек.

– Думаю, здесь дизайнер слегка переборщил, – сказал Конор. – Только вошел сюда – и уже кажется, что мне сейчас на церемонии вручения «Оскара» выступать.

– Броско, – произнесла Ханна, стараясь быть дипломатичной. Впрочем, она понимала, что Конор имел в виду.

– Есть тонкая грань между броскостью и тем, что режет глаз, – вот принцип дизайна Бирнов. Люди должны чувствовать себя в доме комфортно, а не разглядывать как музей. А я сюда вхожу – и как порнозвезда на всякие выкрутасы настраиваюсь.

– Ну, выкрутасы – это не всегда так плохо, – заметила Ханна, вспомнив холодные плитки душа в коттедже.

– Да ну. Из меня тот еще жеребец.

– Правда? – с наигранным разочарованием протянула Ханна. – То есть мне на этот уик-энд поискать кого-нибудь другого?

Он со смехом притянул ее к себе и одарил поцелуем, вполне достойным заправского жеребца.

– А может, и нет, – прошептала она под прикосновениями его губ.

– Перед выходом можем зайти в бар, чтобы время убить. Ты как? – предложил Конор, когда они вытирались полотенцами. Душ принимали вместе, только сначала обстоятельно попробовали кровать. – Тот, где ты бессовестно воспользовалась моей беспомощностью.

– Это я-то воспользовалась? – Ханна покачала головой. – Самой не верится. Это так на меня не похоже.

– Серьезно? Ты столь радикальным способом разрулила то, что посчитала проблемой.

– Такая версия событий меня больше устраивает. – Ханна запахнула полотенце плотнее, чмокнула Конора в щеку и с хохотом увернулась, когда он потянулся к ней в ответ. – Если опять начнем, сегодня точно никуда не выберемся!

– Обломщица! – надулся Конор, и она едва не повелась.

Делить комнату на двоих казалось естественно и просто, хотя Ханна, одеваясь, то и дело пялилась в зеркало на превосходную задницу Конора. Этим не налюбуешься. Лучше пользоваться моментом, потому что потом все закончится.

Бар был в точности таким, как она запомнила, даже бармен прежний. Он дружески поздоровался с Конором.

– Зарезервировал для тебя столик, – сказал он и указал на местечко с двумя креслами у камина. Там уже стояли два бокала красного вина.

Ханна с изумлением посмотрела на Конора. Это походило на празднование. Годовщина памятной даты.

Он смущенно улыбнулся.

– Я подумал, хорошо будет вспомнить, как мы познакомились.

«Как это мило», – подумала Ханна, чувствуя, как сильно забилось сердце. Интересно, он так флиртует или это искренняя забота?

Они сели на свои места и Конор поднял бокал.

– Привет, я Конор.

– Ханна, приятно познакомиться.

Они чокнулись бокалами, и Ханна почувствовала прилив жара под взглядом Конора.

– Удивительный ты человек, Ханна Кэмпбелл. То ты вовсе не такая дикая и импульсивная, как в тот вечер, то именно такая. Будто ты сама не решила.

Ханна выдавила улыбку. Он попал в точку. Что бы она ни затевала – ее всегда что-то удерживало от самого отчаянного шага.

– Торжество здравого смысла, – произнесла она.

– Я из-за этого все время настороже, – сказал Конор. – Ты совершенно непредсказуема. И это…

– Конор, дорогуша! – проворковал над ними сочный голос – будто полетели брызги от перезревшего персика.

Оба вскинули головы. Они так увлеклись разговором, что и не заметили, как к ним подкралась настоящая пантера. По крайней мере, именно таким было первое впечатление Ханны: по-кошачьи гибкая женщина с блестящими черными волосами, каскадом завитков ниспадающими на одно плечо. Губы с бледной блестящей помадой растянуты в широчайшей улыбке.

– Как тебя сюда занесло? Что заставило выбраться из твоей глухомани?

– Тебе вроде там нравилось, когда ты липла к моей матери.

– Я ни к кому не липла. Я люблю твою мать.

– Ее все любят.

– Ты знаешь, о чем я. – И она хорошо отработанным движением тряхнула своей великолепной гривой.

– Ханна, это Полли. Полли Дейвентри. Ты могла видеть ее по телевизору. – И он добавил, не скрывая презрения в голосе: – «Кладовая Полли – обычная пища