– Это называется прожили? Раз в неделю он к тебе ходит,ты его поишь-кормишь, а он даже гвоздя вбить не может, что от него толку-то?

– А вот когда Дашка уехала, знаешь как он меняподдерживал, как был ко мне внимателен!

– Его, надо полагать, теперь на помойку?

– А тебе его жалко?

– Ничуточки. Жалко мне, если хочешь знать, тебя, дуру,и Котю, бедолагу. Слушай, Кирка, можешь ты мне, в твоих же собственныхинтересах, пообещать одну вещь?

– Смотря какую!

– Не сообщать заранее Коте о своих матримониальныхпланах с Маратом? Вот приедешь в Москву, поглядишь, что к чему, а там уж искажешь, коли все обернется по-твоему. Обещай мне, ладно?

– Ладно!

– Поклянись!

– Вот еще!

– Нет, поклянись, причем Дашкой!

– И не подумаю!

– Кирка, если ты поклянешься Дашкой, я буду знать, чтоты слово сдержишь, что бы там ни было. А нет, так сразу все и выложишь Коте припервой возможности. Подумай, голова садовая, ведь больше ты такого Котю невстретишь, а Марат твой в любой момент может тебя кинуть. Давай клянись!

– Клянусь!

– Нет, не так! Скажи: клянусь Дашей, что пока ничегоКоте не скажу! Повторяй!

И я повторила эту дурацкую клятву, хотя вера в будущее сМаратом с каждой минутой крепла во мне.

…Утром я сбегала на пляж, а когда вернулась, раздался телефонныйзвонок. Котя.

– Кузенька, наконец-то я тебя застал! Ты там без менячто-то загуляла!

– Да уж, пустилась во все тяжкие! Сегодня, например, мыс Дашей едем к Вере.

– Вот умницы девочки! Старушка будет рада!

– Котя, а как там дела у твоего зятя?

– Да в общем неплохо, поправляется помаленьку, а я,Кузечка, в понедельник улетаю в Америку до двадцать седьмого. Ты уж вернешься ктому времени?

– Да, Котя, я хотела тебе… – Я уже собраласьсказать ему, что выхожу замуж за Марата, но вовремя вспомнила о дурацкойклятве, которую с меня вчера стребовала Любка, и прикусила язык.

– Кира, ты, кажется, хотела мне что-то сказать? Что-топлохое, да?

– Котя, откуда такие мысли? – бодреньким голоскомвоскликнула я.

– А там этот синеглазый, часом, не перебежал мне дорогу?

– Он уехал, Котя.

– Когда?

– Да уж три дня назад, – соврала я.

– И что?

– Ничего.

– А с Дашей?

– С Дашей у них полная любовь.

– А с тобой?

– Котя!

– Ну, хорошо, хорошо, не буду. Значит, до встречи вМоскве?

– Да.

– Ты хоть немножко скучаешь по мне?

– Очень! – вполне искренне ответила я.

– Родная моя, я просто с ума схожу от тоски и ревности.

– Не надо сходить с ума, зачем ты мне сумасшедшийнужен?

– Тоже верно. Ты, как всегда, права! Целую тебя, мояхорошая. И жду не дождусь, чтобы ты вспыхнула, а я ахнул. До свидания, любимая!

– До свидания, дорогой!

Самое интересное, что мне было ужасно приятно с нимразговаривать, он был родной, как это ни дико. А Марат – нет, не родной.Слишком уж тут пылали страсти.

И вот наконец потекла та самая жизнь, которую я ипредставляла себе, собираясь в Израиль. Мы с Дашей съездили к Вере, и онавзялась учить мою дочку. Они весьма понравились друг другу. После моего отъездаДашка будет по субботам ездить на машине в Реховот. А я обзвонила всехзнакомых, съездила в Иерусалим с Вавочкой и Стасом, который великолепно зналгород и со страстью показывал его мне. Потом мы еще раз ездили туда, уже сзаездом в Вифлеем. Я много рисовала, стараясь забыть о Марате. Мои друзья изХайфы, Нина и Виктор, возили меня в Галилею, Самарию, на Генисаретское озеро идаже в Эйлат, где я купалась уже в Красном море. Я наслаждалась покоем, этойудивительной страной, так восхищающей туристов и так порой разочаровывающейэмигрантов. Побывали мы с Дашкой и в пардесах – апельсиновых и грейпфрутовых рощах,где в апреле рвали с деревьев апельсины. Правда, потом нам сказали, что этоопасно, там часто прячутся арабы, но с нами, слава Богу, ничего не случилось.Свозили меня и на так называемые «территории», где за десять лет на голыхкамнях евреи построили изумительной красоты поселки. А в последние дни передотъездом я бегала по магазинам, покупая подарки в Москву. Алевтине – блузку,она теперь деловая женщина и для нее теперь чем больше блузок, тем лучше.Лерке, конечно, цацку, она их обожает. Юрику… нет, стоп, Юрику ничего, он непроводил меня, и вообще… А Марату? Марату синюю летнюю рубашку. А Коте? И Котекуплю точно такую же, у него глаза серо-голубые, ему пойдет. Чтобы никого необидеть! Да, но если Марат все-таки состоится, то при чем здесь Котя? Ну ладно,значит, у Марата будут две одинаковые рубашки. Или у Коти… Как же стыдно, яКотю словно про запас держу, на всякий случай, а какой там случай может быть –если Марат бросит меня снова, я больше никогда никому не поверю. Даже Коте.Сложнее всего купить подарок Ваське, у этой прекрасной дамы есть все. А, знаю!Она обожает комнатные цветы, привезу ей какой-нибудь диковинный маленькийцветок. Вопрос только в том, как его спрятать. Ничего, что-нибудь придумаю. Яуезжаю только через пять дней, а мне уже несут письма в Москву и маленькиепередачки. Еврейская почта! На это я отвела целую сумку, но больше ни грамма невозьму. Что я, лошадь? Сюда перла четыре сумки и обратно тоже попру черт-тесколько. Себе я тоже тут кое-что купила, да еще надо взять для подружекчего-нибудь вкусненького, местного. Хумус, например! Да, вещей набираетсяпрорва, да еще мне надарили всякой всячины! Как все это уложить? Но Лиза меняуспокоила.

– Не волнуйся, – сказала она. – Я тебе таквсе уложу, что сможешь впихнуть еще пол-Тель-Авива!

Марат звонил довольно часто, шептал в трубку нежные слова,говорил, что уже не в силах ждать, что собирает потихоньку свои бумаги, чтоотремонтировал машину, чтобы ехать за мной в Шереметьево, а я таяла от звуковего голоса и с каждым днем все больше верила своему неслыханному счастью. Ялетала как на крыльях, а Люба, глядя на меня, вздыхала:

– Надо же, как повезло этому недопеску! Но какие же мы,бабы, дуры! Он тебя бросил с дочкой на двадцать лет, а потом появился, сделалжалкие глаза, и ты ему все простила! А я вот все равно не верю ему, хочешь –обижайся на меня, но не верю! Что-нибудь он в последний момент устроит,какую-нибудь пакость!

– Какую пакость?

– Понятия не имею, только чувствую в нем пакостника!Кирка, если все будет по-твоему и вы поженитесь, обещаю публично принести емусвои извинения. Да что там, даже если он просто встретит тебя – клянусь, непожалею денег, позвоню ему и попрошу прощения.