Он приказал привести коня, и мгновение спустяштаб двинулся вперёд, разбрасывая копытами лошадей комки подсыхающей грязи. –Огонь! – скомандовал Уилл. – Ведите огонь как можно быстрее.

Кимура издал визгливый вопль, и орудиягрохнули, потом ещё и ещё. Утро взорвалось громом, казалось, само солнцепобледнело на небесах.

Уилл отошёл в сторону и влез на коня, чтобылучше видеть поле боя. Солдаты неприятеля напротив них кинулись было в атаку,но их встретили летящие ядра. Он с ужасом смотрел, как первая свистящая стальразворотила ряды копейщиков. Даже с такого расстояния он видел, как брызнула,разлетаясь, кровь, как посыпались на землю тут и там копья, мечи, оторванныеголовы и конечности. Но всё это время он медленно и ритмично отсчитывалсекунды, пока не дошёл до тысячи.

– Прекратить огонь! – крикнул он. Приказповторили по цепочке командиры орудий, и канонада стихла. Расчёт времени,сделанный Иеясу, оказался изумительно точным. Железные ядра пробили огромныебреши в рядах неприятеля напротив них, а это были единственные полки, до сихпор сохранившие подобие порядка. На правом фланге неудержимые атаки клана Катос лихвой воздали неприятелю за смерть своего принца, начавшего битву. А войскана холме, которые раз за разом отбивали атаки солдат Токугавы, теперь, заслышавзвуки боя с фланга и даже с тыла, дрогнули и сломались, ринулись беспорядочно вдолину, тщетно ища спасения. А теперь, когда пушки сделали своё дело, центртоже оказался сломленным.

Уилл вытащил длинный меч.

– Идём, Кимура. Зови своих людей, и поракончать с этим сбродом.

Канониры издали победный вопль «банзай» ипобежали вперёд за конём Уилла. Но с битвой уже было покончено. Добравшись довершины горы, они никого не обнаружили. Опустошение подчёркивалось появившимисяна небе тяжёлыми тучами, снова затянувшими поле смерти. Дождь уже не помешаетмёртвым, он даже не отмоет лица от пятен грязи и крови, потому что лиц уже небыло. Воины лежали безголовыми грудами. Длинные мечи превратились в бесполезноежелезо, копья сломаны, луки – с порванными тетивами, кровь медленно капала изобезглавленных шей.

Победители теперь работали молча, крики вызоваи победы замерли в их пересохших глотках, правые руки уже едва поднимали мечи,выполнявшие эту страшную работу. Головы собирали по два десятка в сети иуносили, чтобы предъявить своим генералам. Головы служили не только способомподсчёта убитых, за них полагалась и награда. Голова вражеского предводителямогла принести самураю славу и богатство, положи он её к ногам своего принца.

Уилл оставил Кимуру и остальных продолжатьжуткую работу и повернул коня. Ехать… Куда? Из деревни на севере все ещёдоносились звуки битвы. Бой, без сомнения, продолжался, так как там командовалсам Исида Мицунари, а Полицейский не сдастся до тех пор, пока всё не будетпотеряно окончательно.

Склонив голову, он поехал обратно, вниз посклону горы. Но даже на позициях Токугавы было слишком много крови, слишкоммного мёртвых и умирающих, слишком много раненых, скрипящих зубами от боли,когда их товарищи выдёргивали им из бёдер и плеч зазубренные стрелы. А у него –ни царапины. Вот в чём заключалось самое удивительное. Ни царапины – от пушекАрмады, от португальцев при Аннабоне, от тех зловредных существ в ЮжнойАмерике, а теперь ни царапины от мечей армии Западных, Армии Едогими. Эта мысльзаставила его остановить коня. Что же теперь будет с принцессой и её женщинами?

– Андзин Сама!

Он обернулся. Токугава Иеясу двигался к нему всопровождении своего штаба. Их доспехи по-прежнему сияли, вымпелы все так жеразвевались на ветру. Они тоже невредимы! Они – победители.

– Мой господин Иеясу… – Он поклонился.

– Едем со мной, Андзин Сама. К твоей славе. –Иеясу повёл его обратно на вершину горы. – Как я и предсказывал, неприятель впанике бежал. Полицейский покинул поле боя, бросил оружие, – трус, он и естьтрус. Но это ему не поможет. Из генералов Западной армии скрылся только Симадзуиз Сацумы. Когда его с семьюдесятью сородичами окружили люди Кобаякавы ипотребовали выполнить сеппуку, он рассмеялся и, одним ударом прорвавшись сквозькольцо, скрылся в сторону моря.

Сердце Уилла радостно замерло.

– За это я благодарен вам, мой господин Иеясу.Симадзу, и особенно Симадзу но-Тадатуне, хорошо встречали меня, когда я прибылв Японию. Это ведь не принесёт им бесчестья? – Напротив, они займут достойноеместо в истории Японии. Сдаться в плен и отказаться совершить сеппуку – этоверх бесчестия. Прорваться же сквозь кольцо врагов с мечом в руке – это пропускв бессмертие. И мне приятно слышать, что ты испытываешь к ним чувствоблагодарности, Андзин Сама. Как я понимаю, Симадзу но-Тадатуне ушёл вместе сосвоим родичем. Я заключу мир с людьми Сацумы. Они слишком храбры, чтобыпротивостоять мне. А теперь, Андзин Сама, мы доведём свою победу до конца.

Он остановил коня на вершине и указал жезломвниз.

– Молись за нашего высокочтимого неприятеля.

Ниже их, на обратном склоне, ярдах впятидесяти столпилась группа самураев Токугавы. Они окружили поверженноговражеского генерала. Только один солдат стоял рядом с коленопреклонённымчеловеком – тот, который взял его в плен. Он держал обеими руками большой меч,положив его клинком на левое плечо, дыша медленно и глубоко, взмокнув отнапряжения – ведь весь этот день мучительной борьбы мог пойти для него насмаркуиз-за какой-нибудь оплошности, допущенной сейчас.

Поскольку поблизости не было храма, пятьциновок расстелили прямо на земле, и на них опустился военачальник. Наконец,вздохнув, он развязал тесёмки нагрудного панциря и позволил ему соскользнуть наземлю. Ещё одно быстрое движение, и кимоно упало, обнажив до пояса потное тело.Холодный дождь падал на выбритую голову и плечи, заставив его быстро подавитьнепроизвольную дрожь.

Не поднимая глаз, генерал вытащил короткиймеч, задумчиво коснулся пальцем лезвия и острия. Самураи, наблюдающие генералы– никто не шелохнулся. Отвлечь его сейчас или помешать было бы верхомбесчестья.

Он снова вздохнул. Отведя правую руку скоротким мечом в сторону, он с неожиданной силой вонзил клинок.Бритвенно-острое лезвие вошло в пульсирующий смуглый живот, и тем же движениемон рванул его вправо, вспоров рану длиной в несколько дюймов. Кровь хлынулаоттуда, как вода, проникающая сквозь плотину. Он продолжал глядеть в землю,продолжал вести лезвие, теперь повернув его под прямым углом вниз.