о том, что произошло сегодня.

Он говорил медленно, словно обращаясь к ребенку, готовому устроить скандал.

Поддавшись порыву, Лули запустила руку в бездонный мешок, который притащила с собой, извлекла компас и подняла его повыше.

– Что будет, если я сломаю этот компас?

Спокойствие Кадиру не изменило, но Лули заметила, как у него на щеке дернулся желвак, выдавая панику.

– Ты освободишь душу, заключенную в нем, и предмет лишится магии.

– И при чем тут душа? Ты говорил мне, что реликвии – это зачарованные предметы.

Кадир быстро посмотрел на устройство, а потом снова на нее.

– Это и есть зачарованные предметы.

Он придвинулся ближе к ней – ближе к компасу.

Лули отвела компас подальше.

– Нет, это – тюрьма!

– Нет. – Кадир застыл так, словно был из камня. – Не тюрьма. Мы, джинны, живем в предметах, которые имеют для нас самую большую ценность. Именно так мы направляем живых даже после своей смерти. Ты должна бы понять: вы, люди, тоже оставляете близким ценные фамильные вещи.

– Мы не живем в этих вещах! – голос у Лули невольно стал пронзительнее. – Ты говорил мне, что реликвии – это магические предметы, заменимые безделушки с чарами. А в твоем кинжале и монете тоже хранятся души?

Кадир вскинул руки, пытаясь ее успокоить или, возможно, признавая свое поражение.

– Вы, люди, называете реликвиями все магические вещи. Мы и правда можем зачаровывать предметы, как кинжал и монету, – он придвинулся ближе, – однако такие чары временные, и они уходят со смертью. Единственный способ для джинна сделать свою магию вечной – это заключить ее в том, что мы, джинны, называем реликвией: в предмете, к которому он привязывает свою душу, чтобы продолжать жить и после того, как его разум и тело погибнут. Таков этот компас.

Лули отвернулась от умоляющего взгляда Кадира с болью в сердце. Ей не нужно было, чтобы он произнес вслух очевидное: если чары уходят после смерти, тогда их шансы натолкнуться на магическое имущество, потерянное живыми джиннами, крайне малы.

– Лули. – Кадир подобрался так близко, что их плечи соприкоснулись, и Лули подалась от него к краю крыши. Джинн застыл. – Лули, прошу тебя, – проговорил он так мягко, что она задрожала. Он еще никогда не умолял ее вот так, и из-за этого в ней что-то надломилось. – Этот компас… В нем душа того, кто мне дорог.

– А как насчет душ из других реликвий? – У нее тряслись руки. – Что, жизни других джиннов настолько никчемны, что ты позволил мне торговать ими, словно простыми инструментами? Я ничем не лучше работорговца!

Все это время она торговала плененными душами…

– Лули!

Кадир положил руку ей на запястье.

У нее ускорился пульс.

– Что «Лули»? Ложь умолчанием – все равно ложь, Кадир!

– Я хотел дать тебе цель. Помнишь, как мы приехали в Мадинну? Далия позволила зарабатывать на жизнь доставкой сообщений, но тебе этого было мало. Ты сказала, что в городе тесно, что ты хочешь вернуться в пустыню. – Он глубоко вздохнул. – До нашей встречи компас вел меня к джиннам, чтобы я мог дать им место для существования после смерти. Я знаю, каково это – потеряться, я хотел избавить других от такой судьбы, пусть и в виде реликвий. Я решил, что ты поможешь мне сохранять их наследие, получая от этого выгоду.

– Ты сказал мне, что я буду охотиться за сокровищами. – У Лули от слез защипало глаза. Она яростно потерла их забинтованной рукой. – Но это же не просто потерянные сокровища, Кадир! Это – бесценные, живые артефакты. А я прикрепляла к ним ценники, словно это просто удобные инструменты.

– Я был не прав, скрывая от тебя правду, я это вижу. Но подумай: реликвии, к которым нас ведет компас, принадлежат джиннам вроде меня – созданиям, которые бежали из моего мира, опасаясь за свою жизнь. Для них обратного пути не было. Думаешь, было бы лучше оставить их в пустыне, брошенными и одинокими? Мы хотя бы можем найти им новый дом, место у людей, которые поймут и оценят их магию.

Лули судорожно сглотнула. Когда-то давно отец подарил ей компас… Реликвию. Отец не знал природы его магии – знал только, что это ценная вещь. Он считал, что компас будет ее вести. Так и было. Благодаря этому компасу ее нашел Кадир. Однако она не настолько наивна, чтобы считать, будто все ее покупатели будут так же высоко ценить реликвии.

– А откуда тебе знать: может, эти джинны предпочли бы оставаться потерянными, лишь бы не помогать людям?

Кадир печально улыбнулся.

– Никто не может знать, чего хотят мертвые, Лули. Мы можем только чтить их в меру своего понимания. Там, откуда я пришел, мы не можем решать, кому достанутся наши реликвии, но надеемся, что они все же будут помогать живым. В твоем мире, по-моему, именно такую форму принимает память. Я не думаю, что мы поступаем неправильно.

Лули понимала, что Кадир пытается убедить ее своими доводами, пытается успокоить ее так, чтобы она его простила. Он всегда так делал – всегда отступал, если совершал ошибку. А она всегда его прощала.

«А если он снова мне солжет?»

Однако… Кадир ее спас. Когда все племя погибло, а ее одну оставили умирать, Кадир появился со своим магическим огнем и выручил ее. «Лейла Наджима аль-Назари, – сказал он, – похоже, судьба сулила мне стать твоим спасителем». Он указал на компас, который она держала, и продемонстрировал красную стрелку, направленную прямо на нее.

Кадир не просто ее спас – он помог ей найти цель.

Охрипшим от слез голосом она сказала:

– Ты определил мою жизнь, не сказав всей правды. Если бы я сегодня не столкнулась с магией ифрита… Если бы не высказала тебе свои тревоги… Ты когда-нибудь рассказал бы мне все это?

Кадир устремил на нее свои глаза – глаза, полные дымного отчаяния, – и ответил:

– Да. Когда пришло бы время.

– А когда бы оно пришло?

Кадир тряхнул головой.

– Я понимаю, что нехорошо было тебе лгать, Лули, но ты должна понять: я не привык смотреть в лицо своим ошибкам. Я всегда от них убегал.

Она припомнила слова, сказанные им когда-то давно: «Я заблудился в вашей людской пустыне и не мог вернуться домой. Вот почему, когда я нашел компас у тебя, он счел нужным направить меня по иному пути. По твоему пути». А когда она спросила, почему он не может вернуться, он просто сказал, что его там больше не примут.

Она окончательно сдалась, когда он сказал:

– Я прошу прощения. Ты заслуживала полной откровенности. Сначала я подумал, что компас привел меня к тебе, потому что благодаря тебе я смогу осуществить свое предназначение.

– А теперь?

Она положила компас себе на колени.

Кадир заметно успокоился.

– Ты не инструмент, ты – моя подопечная. – Он немного поколебался и добавил: – Если ты не согласна с таким образом жизни,