мастера Ванцзу, и сразу направились в дом Пао, ибо после слов хозяйки этого дома уразумел, что мы будем с нею толковать словно слепые котята, не разобравшись даже в самом простом. Как уж тут заговорить о сложном?

Покуда я сомневался, Сяодин вдруг поклонился женщине и тоже выразил ей соболезнования, после чего спросил, супругом ли ей приходился покойный Пао Цзяньдань. Смутившись, женщина кивнула и прямо поинтересовалась, явились ли мы из столицы по этому поводу, а после того, как мы её предположения подтвердили, сделала старику знак рукой, и тот, уведя с собой и девочку, удалился обратно во двор. Госпожа Пао же усадила нас за стол, кинула взгляд в сторону алтаря, заполненного подношениями, и, садясь напротив, заверила, что готова нам помочь, чем сумеет.

Сяодин знаком показал мне, что теперь передает это дело в мои руки, и тогда я спросил, состоялось ли уже погребение. Хозяйка дома подтвердила, что на третий день провели положение в гроб, а на пятый захоронили. Мы с моим младшим товарищем переглянулись и стали расспрашивать её о том, не показалось ли ей что-то странным до случившегося или ж после. Но на все наши расспросы она твердила, что муж её был обычным чиновником — служил, как все, жил, как все, отдыхал, как все, и даже, не решаясь ввести в дом наложницу, в весенние дома захаживал, как все. Вот только смертью своей и отличился.

Мною всё больше овладевали подозрения в том, что своему покойному мужу она любящей супругой отнюдь не была, и наше присутствие и расспросы её раздражали. Но не могли ж мы уйти ни с чем. Потому я, наконец, прямо спросил, были ль враги или недоброжелатели у сяня Пао, но, поджав губы, его вдова ответила, что в дела его не лезла и ничего не знает. От этого досадой преисполнился и я сам: зачем же мы тратили время на пустопорожние разговоры с ней, коль она ничего не знает?

Лишь для того, чтоб временно отвлечь её, я спросил о том, сколько слуг в доме, и сама ли она ведет дела. На это она рассказала, что в доме девять слуг, включая и детей, и что домом управляла она, но финансами распоряжался управляющий и помощник её покойного супруга. Однако, ежли мы с ним желаем потолковать, придется ждать до вечера, ибо на того разом свалилось множество дел.

Мы с Сяодином переглянулись, и я попросил показать нам комнаты почившего хозяина дома, где он спал и работал. С угрюмым видом хозяйка попросила подождать её и удалилась. Мы так и молчали, покуда она не вернулась, хотя обоим наверняка хотелось обсудить многое. Наконец, хозяйка дома воротилась со связкой ключей и повела нас за собой. Первым делом она отперла и показала спальню, а после и рабочую комнату сяня Пао. Припоминая донесения, которые передал нам наш начальник, я спросил:

— Так это здесь его нашли бездыханным?

— Да. Тогда он остался здесь один, верно, для какой-то работы.

— Было это утром, днем или вечером?

— Это было поздним вечером. Я и многие из слуг уже отошли ко сну.

Что ж, возможно, это объясняло и то, почему никто не пришел чиновнику на помощь, и почему не сразу заметили, что произошло несчастье. Из разговора с госпожой Пао мы узнали, что слуги хватились хозяина лишь утром, и что дверь его рабочей комнаты была заперта изнутри, окно распахнуто настежь, а настольный светильник лежал на полу недалеко от тела. Было там, над чем поразмышлять. И о чём ещё порасспросить. Но я чувствовал, что женщину мы окончательно утомили и вконец допекли её своими вопросами. Посему я лишь спросил, когда мы могли бы переговорить с помощником её мужа, и, когда она предположила, что на следующий вечер он закончит дела не слишком поздно, я пообещал, что тогда-то мы вновь и явимся, после чего мы с моим младшим товарищем откланялись и поспешили уйти.

Дождь к тому моменту давно иссяк, но небо затянули тучи, и солнца больше сквозь них не было видно. Мы с Сяодином долго шли молча, оба погруженные в свои думы, и лишь в последний момент сообразили, что ноги сами нас принесли обратно в дом моего отца.

«Неужели мы ничего более сегодня не узнаем и не сделаем?» — неуверенно спросил Сяодин. Я пожал плечами и ответил, что, как бы то ни было, нам надобно переодеться, раз уж мы оба успели промокнуть, да к тому ж близилось время обеда, и мастер Ванцзу велел нам дождаться его дома. Сяодин согласился со всеми моими доводами, и мы постучали в ворота. Благо, на этот раз слуги не заставили себя ждать.

Едва мы переоделись, нам подали чай, и мы смогли, наконец, поделиться друг с другом своими мыслями. Впрочем, делиться там особливо было и нечем. Сошлись мы лишь в том, что ничего толком не выведали, и вдова покойного чиновника его недолюбливала.

— Быть может, она и повинна в его смерти? — высказал догадку Сяодин. Я и сам не мог отделаться от подобных подозрений, но всё ж ответил:

— Этого мы знать не можем. Что ни говори, а, не увидев тела, ничего нельзя говорить наверняка.

— Зуб даю, что мастер Ванцзу об этом позаботится.

Я лишь вновь пожал плечами. К слову, сам мастер явился спустя полчаса озабоченный и суетливый. Спросил, что мы узнали, и очень был нашим рассказом недоволен. Распекал нас, доколь не явилась супруга моего первого старшего брата и не позвала нас обедать. Тут-то наш начальник будто что-то припомнил, уточнил, который час, и, услышав, что, должно быть, уж скоро стража Козы сменится стражей Обезьяны, нахмурился, извинился перед моей невесткой и сказал, что вынужден отказаться, ибо дела гонят его обратно в город, и ему надобно спешить. Увидав наши с Сяодином изумленные лица, он заверил, что у него уж всё схвачено, в отличии от нас, олухов, и что до исхода часа Свиньи он не воротится точно, посему искать его не надобно. И, когда он вернется, беспокоить — тоже. Утром он сам всё расскажет.

Мы не решились ни расспрашивать его, ни спорить, хоть я и не мог отделаться от сомнений в том, что затея его хороша, благовидна и разумна. Мастер же, недолго собираясь,