Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не последнюю роль в попытке побега играл внешний вид. Истощенная, крапчатая фигурка с бритой головой и татуировкой на руке – сразу ясно, что человек бежал из Освенцима. Чтобы сойти за «человека» вместо «недочеловека», согласно категориям нацистов, нужна была соответствующая одежда. Администрация Освенцима прекрасно знала, что полосатая или помеченная одежда заключенных сразу их выдаст. Она много раз предпринимала конкретные попытки запретить гражданским лицам передавать одежду заключенным и напоминала эсэсовцам, что предметы формы оставлять без присмотра ни в коем случае нельзя.
Некоторые сбежавшие вламывались в хранилища СС, пытались прибрать к рукам немецкую форму, наделявшую любого, кто ее носил, особой властью. Двое мужчин таким образом выбрались из лагеря – в украденном фургоне. Двое других надели эсэсовскую форму и доехали до Праги на поезде. Четверо мужчин бесстрашно выехали из Освенцима на стильном гражданском автомобиле; на выезде им махали руками, они махали в ответ. Цила Цибульская, сотрудница административного блока в Политическом секторе, бежала с возлюбленным, заключенным по имени Ежи Билецкий. Ежи надел эсэсовскую форму и вывел Цилу из блока, будто доставляя ее на допрос{346}.
В апреле 1944 года двое мужчин сбежали из Освенцима, чтобы попытаться остановить депортации из Венгрии. Согласно плану, если у них ничего не получится, Марта Фукс должна сбежать и продолжить их дело.
Старый друг Ирены из «Канады» предпринял храбрую попытку сбежать из Освенцима – самую знаменитую. Его звали Вальтер Розенберг, заключенный номер 44070. Оказавшись на свободе, он взял себе имя Рудольфа Врбы.
Первый побег Врбы был совершен в попытке избежать депортации из Словакии. Его находчивая мать Хелена вшила десятифунтовую купюру в его штаны, чтобы он мог оплатить поездку в Англию, где был бы в безопасности. Это было весной 1942 года, когда Ирену, Браху, Марту и других словацких портних уже привезли в лагерь. Дополнительную одежду Врба никуда не складывал, просто носил на себе. Это его и выдало. Его остановили, так как сочли подозрительным две пары носков в жаркую погоду. Следующие попытки сбежать были разрушены, и его доставили в Освенцим.
Врба на личном опыте убедился, что «человеку в бегах нужна одежда»{347}. В апреле 1944 года он сбежал из лагеря в костюме из «Канады». Они с напарником Альфредом (Фредом) Вецлером – заключенный номер 29162, некогда доставленный в Освенцим за фальсификацию документов на пару с зятем Ирены Лео Когутом – вооружились теплыми пальто, шерстяными бриджами, массивными ботинками и приличными костюмами из Нидерландов. Врба также обзавелся такими необычными для Освенцима предметами, как белый свитер и кожаный ремень, которые он получил в подарок от заключенного, которого очень уважал, и которого, к сожалению, казнили после неудачной попытки побега.
Вецлер и Врба прятались под горой бревен на стройке в Биркенау все три дня, что их искали. К вечеру 10 апреля они были на свободе. Через две недели они приехали в Жилину, город в Словакии, чудом избежав поимки и расстрела. Сапоги Врбы были настолько сбиты, что один из добрых поляков, на время спрятавших у себя беглецов, отдал ему пару старых тапочек.
Врбу и Вецлера раздельно допросили еврейские органы власти. Беглецы подробно и предельно ясно рассказали, как в Освенциме совершаются массовые убийства, и предупредили, что венгерские евреи находятся под угрозой. Помог и внешний вид Врбы – он выглядел весьма убедительно в шитом на заказ пиджаке из Амстердама. Хозяин пиджака, проделавший в нем путь из Голландии в Освенцим, конечно же, не узнал, что его пиджак сыграл небольшую роль в истории.
Рассказ Врбы и Вецлера, напечатанный на машинке, выслали из Жилины, и он разошелся по всему миру{348}. Теперь мир за пределами лагеря знал о творящихся в нем массовых убийствах. Станет ли мир что-то с этим делать – было неизвестно. Союзники отреагировали на эту новость, но их реакция оказалась недостаточной. Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль заключил, что преследования евреев в Венгрии – «это, вероятно, самое жуткое и отвратительное преступление за всю историю человечества»{349}.
Реакция была следующей: папа Пий составил блеклое письмо адмиралу Горти, венгерскому регенту, и мировое сообщество стало оказывать дипломатическое давление, требуя прекратить депортации – новые поезда прибывали в Освенцим каждый день и каждую ночь. Горти в конце концов согласился остановить депортации, но из Венгрии к тому моменту вывезли уже более 400 тысяч евреев. Как минимум 80 % были сразу отправлены в газовые камеры.
Врбе и Вецлеру удалось запустить информационную волну сведений об Освенциме по всему миру. Отрицать свидетельства и многочисленные улики массовых убийств было невозможно. А с остановкой депортаций шанс венгерских евреев выжить значительно повышался.
Дым продолжал подниматься над трубами крематория, а портнихам надо было продолжать работу. Знали ли они о массовых убийствах в Биркенау?
– Мы обо всем знали, – сказала сестра Брахи Катька{350}.
Портниха Рене Унгар добавила:
– Лето 1944 года было залито кровью{351}.
Отправившись в «Канаду» по заказу клиента, Марта обнаружила горы грязной, гниющей одежды: из Венгрии привезли так много вещей, что почти невозможно было их разобрать.
«Любое сопротивление чего-то да стоит, а вот пассивность всегда означает смерть», – Герта Мель{352}
22 мая 1944 года женщин Штабсгебойде перевели из старого здания польской табачной фабрики в новые блоки неподалеку от мастерских в главном лагере, построенных заключенными. Для многих портних переезд стал первым выходом на улицу за несколько месяцев. Они наконец снова увидели небо. Они обитали в блоке под цифрой шесть, на присоединенной к лагерю территории. Всего зданий было двадцать, четыре ряда, по пять блоков в каждом.
Группы, занимающиеся стиркой, глажкой и штопаньем, перевели в бывшие конюшни неподалеку, у мощеного двора, а элитные портнихи продолжали шить для эсэсовцев в «Верхнем ателье» Штабсгебойде, как и прежде. И работы у них было много. Марта взяла пару новых портних на замену француженок Алиды Деласаль и Марилу Коломбен, которых перевели в женский концлагерь Равенсбрюк в августе 1944 года.
Хоть снаружи новое общежитие было уродливым, внутри по стандартам Освенцима оно было роскошным. Была столовая со столами и стульями, даже небольшая сцена с пианино, что очень радовало любителей музыки Марту и Гуню. На полу лежали шерстяные ковры, душевые были обложены плиткой, на каждой койке было пуховое одеяло. Эти символы цивилизации оказались там точно не для облегчения жизни заключенным: пристройку к лагерю возвели, чтобы показывать инспекции Красного креста в качестве доказательства, что Освенцим – вовсе не страшное место.
На окнах не было решеток, но заключенных все равно окружала колючая проволока. Большая площадь перед блоками была местом казни,