……………………………………….

— Васин, — сказал я наутро, часу уже в шестом, — если б неваш Стебельков, не случилось бы, может, этого.

— Кто знает, наверно бы случилось. Тут нельзя так судить,тут и без того было готово… Правда, этот Стебельков иногда…

Он не договорил и очень неприятно поморщился. Часу в седьмомон опять уехал; он все хлопотал. Я остался наконец один-одинехонек. Уже рассвело.Голова у меня слегка кружилась. Мне мерещился Версилов: рассказ этой дамывыдвигал его совсем в другом свете. Чтоб удобнее обдумать, я прилег на постельВасина так, как был, одетый и в сапогах, на минутку, совсем без намерения спать— и вдруг заснул, даже не помню, как и случилось. Я проспал почти четыре часа;никто-то не разбудил меня.

Я проснулся около половины одиннадцатого и долго не верилглазам своим: на диване, на котором я вчера заснул, сидела моя мать, а рядом снею — несчастная соседка, мать самоубийцы. Они обе держали друг дружку за руки,разговаривали шепотом, вероятно, чтоб не разбудить меня, и обе плакали. Я всталс постели и прямо кинулся целовать маму. Она так вся и засияла, поцеловала меняи перекрестила три раза правой рукой. Мы не успели сказать и слова: отвориласьдверь, и вошли Версилов и Васин. Мама тотчас же встала и увела с собой соседку.Васин подал мне руку, а Версилов не сказал мне ни слова и опустился в кресло.Он и мама, по-видимому, были здесь уже некоторое время. Лицо его былонахмуренно и озабоченно.

— Всего больше жалею, — расстановочно начал он Васину,очевидно продолжая начатый разговор, — что не успел устроить все это вчера жевечером, и — наверно не вышло бы тогда этого страшного дела! Да и время было:восьми часов еще не было. Только что убежала она вчера от нас, я тотчас жеположил было в мыслях идти за ней следом сюда и переубедить ее, но этонепредвиденное и неотложное дело, которое, впрочем, я весьма бы мог отложить досегодня… на неделю даже, — это досадное дело всему помешало и все испортило.Сойдется же ведь этак!

— Может быть, и не успели бы убедить; тут и без вашегослишком, кажется, нагорело и накипело, — вскользь заметил Васин.

— Нет, успел бы, успел бы наверно. И ведь была мысль в головепослать вместо себя Софью Андреевну. Мелькнула, но только мелькнула. СофьяАндреевна одна бы ее победила, и несчастная осталась бы в живых. Нет, никогдабольше не сунусь… с «добрыми делами»… И всего-то раз в жизни высунулся! А я-тодумал, что все еще не отстал от поколения и понимаю современную молодежь. Да,старье наше старится чуть не раньше, чем созреет. Кстати, ведь действительноужасно много есть современных людей, которые, по привычке, все еще считают себямолодым поколением, потому что всего вчера еще таким были, а между тем и незамечают, что уже на фербанте.[41]

— Тут вышло недоразумение, и недоразумение слишком ясное, —благоразумно заметил Васин. — Мать ее говорит, что после жестокого оскорбленияв публичном доме она как бы потеряла рассудок. Прибавьте обстановку,первоначальное оскорбление от купца… все это могло случиться точно так же и впрежнее время, и нисколько, по-моему, не характеризует особенно собственнотеперешнюю молодежь.

— Нетерпелива немного она, теперешняя молодежь, кроме,разумеется, и малого понимания действительности, которое хоть и свойственновсякой молодежи во всякое время, но нынешней как-то особенно… Скажите, а чтотут напроворил господин Стебельков?

— Господин Стебельков, — ввязался я вдруг, — причиной всему.Не было бы его, ничего бы не вышло; он подлил масла в огонь.

Версилов выслушал, но не взглянул на меня. Васин нахмурился.

— Упрекаю себя тоже в одном смешном обстоятельстве, —продолжал Версилов, не торопясь и по-прежнему растягивая слова, — кажется, я,по скверному моему обычаю, позволил себе тогда с нею некоторого рода веселость,легкомысленный смешок этот — одним словом, был недостаточно резок, сух имрачен, три качества, которые, кажется, также в чрезвычайной цене усовременного молодого поколения… Одним словом, дал ей повод принять меня застранствующего селадона.[42]

— Совершенно напротив, — резко ввязался я опять, — матьособенно утверждает, что вы произвели великолепное впечатление именносерьезностью, строгостью даже, искренностью, — ее собственные слова. Покойницасама вас, как вы ушли, хвалила в этом смысле.

— Д-да? — промямлил Версилов, мельком взглянув наконец наменя. — Возьмите же эту бумажку, она ведь к делу необходима, — протянул онкрошечный кусочек Васину. Тот взял и, видя, что я смотрю с любопытством, подалмне прочесть. Это была записка, две неровные строчки, нацарапанные карандашоми, может быть, в темноте:

«Маменька, милая, простите меня за то, что я прекратила мойжизненный дебют. Огорчавшая вас Оля».

— Это нашли только утром, — объяснил Васин.

— Какая странная записка! — воскликнул я в удивлении.

— Чем странная? — спросил Васин.

— Разве можно в такую минуту писать юмористическимивыражениями?

Васин глядел вопросительно.

— Да и юмор странный, — продолжал я, — гимназическийусловный язык между товарищами… Ну кто может в такую минуту и в такой записке кнесчастной матери, — а мать она ведь, оказывается, любила же, — написать:«прекратила мой жизненный дебют»!

— Почему же нельзя написать? — все еще не понимал Васин.

— Тут ровно никакого и нет юмора, — заметил наконецВерсилов, — выражение, конечно, неподходящее, совсем не того тона, идействительно могло зародиться в гимназическом или там каком-нибудь условнотоварищеском, как ты сказал, языке али из фельетонов каких-нибудь, но покойницаупотребляла его в этой ужасной записке совершенно простодушно и серьезно.

— Этого быть не может, она кончила курс и вышла с серебряноймедалью.

— Серебряная медаль тут ничего не значит. Нынче многие таккончают курс.

— Опять на молодежь, — улыбнулся Васин.

— Нисколько, — ответил ему Версилов, вставая с места и взявшляпу, — если нынешнее поколение не столь литературно, то, без сомнения,обладает… другими достоинствами, — прибавил он с необыкновенной серьезностью. —Притом «многие» — не «все», и вот вас, например, я не обвиняю же в плохомлитературном развитии, а вы тоже еще молодой человек.

— Да и Васин ничего не нашел дурного в «дебюте»! — неутерпел я, чтоб не заметить.

Версилов молча протянул руку Васину; тот тоже схватилфуражку, чтоб вместе с ним выйти, и крикнул мне: «До свиданья». Версилов вышел,меня не заметив. Мне тоже нечего было время терять: во что бы ни стало надобыло бежать искать квартиру, — теперь нужнее чем когда-нибудь! Мамы уже не былоу хозяйки, она ушла и увела с собой и соседку. Я вышел на улицу как-то особеннободро… Какое-то новое и большое ощущение нарождалось в душе. К тому же какнарочно и все способствовало: я необыкновенно скоро напал на случай и нашелквартиру совсем подходящую; про квартиру эту потом, а теперь окончу о главном.