очередной безвозмездной еды через обслуживание каюты, что засорял постель фальшивыми свидетельствами тяжелых трудов и пропущенных трапез, – уже прошлым вечером поймал себя на том, что с реальным раздражением поглядываю на часы через пятнадцать минут и гадаю, куда запропастился этот парень из обслуживания кают с гребаным подносом. А теперь я уже замечаю, что сэндвичи на подносе какие-то маленькие, и что правобортная корочка хлеба всегда промокает из-за дольки маринованного огурца[242], и что чертов коридор левого борта слишком узкий, чтобы выставить пустой поднос обслуживания каюты за дверь 1009-й ночью, когда я доем, так что поднос всю ночь стоит в каюте и на утро разбавляет обонятельную стерильность 1009-й запахом прогорклого хрена, и что на пятый день люксового круиза это глубоко разочаровывает.

Теперь мы, наверное, в той позиции, чтобы оценить ложь в темном сердце брошюры «Селебрити» – даже безотносительно смерти и Конроя. Потому что это – т. е. обещание насытить ту мою часть, которая всегда только ХОЧЕТ, – центральная фантазия, которую продает брошюра. Следует заметить, что настоящая фантазия не в том, что обещание сдержат, но в том, что его вообще возможно сдержать. И вот эта ложь – главная[243]. И, естественно, я хочу в нее верить – на хрен Будду, – я хочу верить, что, может, этот Отпуск Моей Мечты сможет меня набаловать достаточно, что в этот раз роскошь и удовольствие мне преподнесут столь совершенно и безукоризненно, что моя Инфантильная часть наконец насытится[244].

Но Инфантильная частичка ненасытна – более того, весь ее смысл, или дазайн, или как там это назвать, лежит в априорной ненасытности. В любой среде выдающегося удовольствия и балования моя Ненасытная Инфантильная частичка просто повышает планку желаний, пока снова не воссоздает гомеостаз ужасного неудовлетворения. И, естественно, после нескольких дней восторгов и перенастройки на «Надире» разбалованная частичка, которая ХОЧЕТ, уже вернулась, и с новой силой. К среде, приходящейся на мартовские иды, я остро осознаю тот факт, что вентиляция в моей каюте шипит (громко) и что, хотя я могу выключить регги-фон из динамика в каюте, я не могу выключить еще более громкий потолочный динамик в коридоре левого борта 10. К этому времени я уже замечаю, что, когда высокий уборщик Столика 64 смахивает в совочек крошки со скатерти между переменами блюд, несколько крошек все равно остается. К этому времени кошмарное дребезжание разболтанного ящика в вандерклозете уже похоже на отбойный молоток. Может, моя Петра и душа всех семи морей, но, когда она заправляет кровать, не все больничные уголки сложены одинаково. На моем письменном/туалетном столике – маленькая, но необыкновенно лабиальная тонкая трещина на фаске сверху справа, которую я уже возненавидел, потому что вижу ее первым делом, когда открываю глаза с утра. Почти все живые выступления на ежевечерних шоу «Селебрити» в салоне «Селебрити-шоу» – это так плохо, что даже стыдно, а на кормовой стене 1009-й висит отвратительная марина в типичном отельном стиле, которая прикручена, так что ее нельзя снять или развернуть, а шампунь-кондиционер «Касвелл-мэсси», оказывается, труднее смыть до конца, чем большинство других шампуней, а ледяные скульптуры на Полуночном шведском столе иногда как будто вырезаны наспех, а овощи на закуске раз за разом переварены, а в ванной 1009-й невозможно добиться по-настоящему зуболомно холодной воды.

Я стою на Палубе 12, гляжу на «Навстречу мечте» – где от холодной воды небось синеют пальцы, – и, словно по Фрэнку Конрою, в глубине осознаю, что я уже неделю не мыл посуду и не притоптывал ногой в очереди за кем-нибудь с пачкой купонов у кассы супермаркета; и все же вместо свежести и обновления я предчувствую, какой тотально стрессовой, требовательной и неприятной теперь будет обычная сухопутная взрослая жизнь, если даже преждевременная уборка полотенца тем загробным матросом кажется покушением на мои неотъемлемые права, и плюс теперь возмутительна неторопливость кормового лифта, а отсутствие десятикилограммовых гирь на стойке гирь в Клубе олимпийского здоровья – уже личное оскорбление. А сейчас, собираясь спуститься на обед, мысленно я набрасываю реально убийственную сноску о моей главной мозоли: газировка не бесплатная, даже на ужине: «Мистер Пибб» надо заказывать у владеющей раздражающе ограниченным английским официантки 5⋆РК, будто это сраный «Скользкий сосок», а потом расписываться за него за столом, а потом с тебя возьмут деньги – и у них даже нет «Мистера Пибба»: суют тебе «Доктор Пеппер», раздражающе беспардонно пожимая плечами, хотя каждый дебил знает, что «Доктор Пеппер» – не замена «Мистеру Пиббу», и это просто хренов балаган, ну или по крайней мере уж точно чрезвычайно разочаровывает[245].

13

Каждую ночь стюардесса левого борта Палубы 10 Петра, заправляя кровать, оставляет на подушке – вместе с последней на сегодня конфетой и открыткой «Селебрити», желающей приятных снов на шести языках, – «Надир дейли» на следующий день: фатическую четырехстраничную эрзац-газетку, напечатанную на белом веллюме океански-синим шрифтом. В «НД» есть исторические факты о следующих портах, анонсы организованных береговых экскурсий и скидок в сувенирке, а также строгая информация в рамочках с малапропическими заголовками вроде «КАРАНТИН НА ПРОВОЗ ЕДЫ» и «ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ ЗАКОНОВ О НАРКОТИКАХ 1972 ГОДА»[246].

Прямо сейчас четверг, 16 марта, 7:10, и я один на Раннем завтраке 5⋆РК, с витающими поблизости официантом и высоким уборщиком Столика 64[247]. «Надир» описал финальный поворот и теперь на обратной траектории к Ки-Уэсту, и сегодня один из двух «морских» дней недели, когда корабельные активности чаще и организованней всего; и в этот день, покинув каюту 1009 на сильно превышающий полчаса период, я решил воспользоваться в качестве бедекера газетой «Надир дейли», окунуться с головой в досуговую суету и точно и подробно зафиксировать в дневнике несколько реально репрезентативных опытов – так давайте же все вместе отправимся на Поиски Управляемого Веселья. Итак, все нижеследующее – из т./п. эмпирического дневника этого дня.

6:45. Тройной звон из динамиков в каюте и коридорах, затем женский голос с прохладцей говорит «Доброе утро», сообщает дату, погоду и т. д. Она произносит все на английском с мягким акцентом, повторяет на французском с каким-то эльзасским звучанием, потом на немецком. Даже немецкий у нее получается обволакивающим и посткоитальным. Ее голос – совсем не голос громкого оповещения на пирсе 21, но слушать его по-прежнему все равно что нюхать дорогой парфюм.

6:50-7:05. Душ, поиграться перед зеркалом в ванной с феном «Алиско сирокко», вытяжкой и волосами, почитать «Ежедневные медитации для страдающих полуфобиями», пройтись по «Надир дейли» с желтым маркером.

7:08-7:30. Р. завтрак за Столиком 64 в 5⋆РК.