Крев сатари! Я сжала руками голову, представив, сколько боли причинило отцу мое беспутное поведение.

Пока я бунтовала и вела себя как глупый подросток, мама совсем потерялась в мире своих фантазий, папа стал недоверчивым и подозрительным, а Мартин… Нет, Марти всегда был дорговым засранцем, ему мои выходки были на руку. Как же! На моем фоне он выглядел особенно выигрышно. Единственная надежда семьи, безупречный наследник, отрада и утешение.

А я все неслась куда-то, торопилась, опаздывала. И только недавно поняла, что бегу от себя самой.

– Что, Шанти? – Я посмотрела на поскуливающего щенка. – Хорошая? Это я-то? Нет, малыш. Хорошего во мне мало. Так, дурь одна и больше ничего.

Арс возмущенно тявкнул.

Я слышала его эмоции, его уверенность во мне, его любовь. Шарг! Как же мне не хватало этой безоглядной веры и преданности! Когда любят не за достижения, не за красоту и таланты, а просто потому, что ты – это ты.

– Спасибо, Шанти. – Я смахнула выступившие слезы и прижала к себе щенка: – У нас с тобой все будет хорошо, вот увидишь.

Себастиан Кимли

Темнота была живой. Он чувствовал ее всей кожей. Неприятное ощущение. Он уже и забыл, как это бывает, слишком давно не прибегал к древней магии – опасной, затягивающей, манящей.

Забыл о том, что Хронос – страшное место. Живое. Разумное. Остров, который плетет свою историю, используя судьбы людей, их тайные пороки и слабости, радости и надежды, ожидания и потери. Нет ни одного человека, который когда-либо побывал на Хроносе и остался прежним. Творение Терроса меняет всех.

Взять его самого. Когда он впервые попал в Аратайю, в нем было слишком много горечи и обиды. Анна предпочла его брата, и он готов был вырвать из груди ненужное ей сердце, лишь бы убрать невыносимую боль. Забыться. Не помнить. Не чувствовать. И Хронос услышал его тайную мольбу. Лишил горечи воспоминаний. Успокоил мятущуюся душу. И он радовался этому, глупец, не желая понимать, что за все придется платить.

Он отвлекся от воспоминаний, попытавшись разобрать тихий шепот, окружающий его со всех сторон. «Ты – один из нас. Тебе нет прощения. Твоя душа проклята, ледяной!» – гулко отражалось от каменных стен.

Удивили! Он знал это и без чьих-либо подсказок. Да, он проклят. Да, когда-то он тоже принадлежал к темным, участвовал в их ритуалах и осквернил душу убийством. Но все это было раньше, а сейчас он пытается измениться. Получится ли?

«Нет, не получится! Таким, как ты, нет прощения! Иди к нам, смирись со своей темной сущностью!» – Голоса преследовали его, мучили, рвали душу на части.

Он пробирался вперед по узкому каменному коридору, настороженно прислушиваясь и почти не полагаясь на то, что слышит. Ему ли не знать, как легко заблудиться в бесконечных лабиринтах собственного разума? Главное, суметь отделить настоящее от призрачного. Не поддаться искушению. Уйти от желанных образов прошлого.

– Тиан! – тихий голос Энн, его незабываемой Энн, прошелся по телу горячей волной.

Нет. Это все иллюзия. Он не должен обращать внимания на выверты сознания.

– Тиан, пожалуйста…

Унаши сатар! Сердце бешено забилось, пытаясь вырваться из груди.

– Я так скучала!

Он, не оглядываясь, шел вперед.

Энни, Энни… Если бы она хоть раз сказала эти слова раньше! Как он мечтал их услышать! Как ждал и надеялся. А потом потерял и надежду, и веру, и все то доброе, что было заложено в нем родителями и братом.

– Себастиан, подожди!

Он сбился с шага, чувствуя, как нежные руки касаются его шеи, гладят лицо, зарываются в волосы.

Проклятье! Как же хочется обернуться!

– Тиан! Куда же ты? Остановись. Посмотри на меня!

Это невыносимо! Слышать ее, ощущать прикосновения. Он бредит. Он снова в Сарте. И Энн – его жена. И теперь она любит его, только его.

Любимый голос так сладок, он может слушать его вечно. И так приятно погрузиться в иллюзию несуществующего прошлого. И обнять тонкую талию Анны. И…

Дорг подери! Он резко дернулся и пошел вперед. Хватит. Довольно с него прошлого. В его жизни больше нет места запретной страсти.

Коридор повернул в сторону, и тихий тоскующий голос остался там, в темных глубинах лабиринта его памяти.

Он шел быстро, не оглядываясь, стараясь наверстать упущенное время. Оставалось совсем немного. На этот раз он дойдет.

Подземные ходы петляли, расходились в разные стороны, пытались его запутать, но он шел, ведомый заклятием поиска, и не обращал внимания на возникающие соблазны. Нет. Не нужна ему порочная страсть темных жриц, зазывающих в свои сети. И несметными богатствами его не купить. А презрительные речи старых друзей и недругов… Что ж, он успел к ним привыкнуть.

– Стой, Тиан.

А вот и тот голос, который он боялся и одновременно жаждал услышать. Артур.

– Остановись, предатель! Повернись ко мне лицом или ты не смеешь посмотреть мне в глаза?

На миг он забыл, что перед ним иллюзия. Всего на миг повернулся, чтобы ответить брату, и оказался в липкой паутине страха, раскаяния и горького отчаяния.

– Арт! Я не хотел…

Брат смотрел на него с осуждением и ненавистью, и ни капли былой доброты не было в его взгляде.

– Себастиан, как ты мог? Я доверил тебе самое дорогое, что у меня было: Анну и ребенка, а ты их предал. Меня предал.

– Артур… – он не сумел договорить. Да и что он мог сказать? Брат прав. Ему нет оправдания. Он не должен жить. Он не смеет жить.

Рука сама потянулась к висящему на поясе ножу, вытащила его из ножен, замахнулась, целясь прямо в сердце… И тут он внезапно прозрел, увидев лицо Арта, на котором красным пламенем горели сумасшедшие глаза Семиуса Артани.

– Сдохни, ублюдок! – резко выкрикнул он, бросая нож в скалящегося мага.

– Только после тебя, Себастиан, – растворяясь в воздухе, прошипел старик.

Тонкое лезвие мелькнуло и пропало в закрутившейся воронке.

Он громко выругался. Унаши сатар! Доргов Артани! Снова ушел.

Впрочем, он сам виноват. Знал же, что нельзя оборачиваться, и все равно не выдержал, слишком уж хотел увидеть брата.

Увидел.

Он тоскливо огляделся вокруг. Низкие каменные своды, свисающие с них сталактиты, влажные стены. Та самая пещера, в которую он попал, использовав заклинание поиска. И никакого лабиринта.

Нужно выбираться. Все равно Артани уже далеко.

Ребекка Гринделл

– Ребекка, завтра мы должны быть в императорском дворце.

Кимли выдал эту новость, раздраженно повязывая перед зеркалом галстук и глядя на свое отражение с каким-то странным выражением. Мне показалось, в его взгляде проскальзывает что-то вроде отвращения. Интересно, с чего бы?