– Прости, – еще раз тихо повторила Ребекка.

– Слова ничего не значат, Бекки, – так же тихо заметил он, – пока они не подтверждаются делами.

– Я постараюсь, – серьезно посмотрела на него жена, и в ее больших голубых глазах он увидел искреннюю решимость.

– Шанти спит?

Он не стал больше давить на супругу. В конце концов, разве сам он не знает, как трудно признавать свои ошибки?

– Да, заснул, пока ел, – улыбнулась Ребекка. – Даже не слышал, как я его укладывала. Знаешь, он такой забавный. Мне кажется, я ощущаю все, что он чувствует!

Жена говорила, а он слушал ее и понимал, как она рада, что он не стал развивать тему ее вины. Ощущает она… Так и должно быть – арс выбрал ее своей шаэри, своей половиной, и с каждым днем их связь будет только крепнуть.

– Может, мы тоже еще поспим? Пока этот наглец не проснулся? – хмыкнул он.

На сердце, впервые за долгое время, стало спокойно и радостно. Странное состояние.

– Идем, – легко согласилась Ребекка и обняла его за талию.

Он почувствовал, как отозвалось на это прикосновение его тело. Унаши сатар! С тех пор как в их постели появился Шанти, они с женой ни разу не были близки. И он очень… очень соскучился.

Он смял мягкие, податливые губы и утонул в горячей волне, захлестывающей его с головой.

– Но из дома ты все равно не выйдешь, – все-таки успел сказать он, прежде чем окончательно погрузиться в горячее безумие.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – раздался лукавый голосок Ребекки, и это были последние разумные слова, которые он услышал.

Ребекка Гринделл

– Шанти, нельзя!

Я строго посмотрела на щенка и забрала у него туфлю. Невозможное создание! Грызет все подряд. За несколько дней уже успел уничтожить три пары обуви, бахрому бархатных штор в гостиной, кожаный ремень Себастиана и останавливаться на достигнутом явно не собирается. Муж сказал, что если я не усмирю своего зверя, то он отправит нас жить в домик для гостей. Ха! Нашел чем напугать.

– Нельзя, Шанти, – повторила я, и щенок возмущенно тявкнул. – И не надо так смотреть.

Круглые синие глаза уставились на меня не мигая. Паршивец. Знает, что я не могу на него сердиться. С каждым днем мы все сильнее чувствуем друг друга. Кимли говорит, что я должна подчинить Шанти, заставить его слушаться и выполнять команды, но я не могу проявить твердость. Мне все кажется, что Шанти еще очень маленький, что ему нужна любовь и ласка, а не строгая дрессура. Или это потому, что до сих пор не могу забыть тот ужас, что малыш испытал в первые дни своей новой жизни?

Ох и времечко было… Шанти трое суток лежал плашмя и ничего не ел, а я не знала, как ему помочь. Доктор Легрэ только руками разводил:

– Что вы хотите, леди Кимли? Он слишком мал, чтобы выжить без матери.

Можно подумать, я этого не понимала! В дикой природе самка кормит детенышей до шести месяцев. Растут щенки очень медленно, и лишь в полгода, когда в них накапливается сила льда, становятся более-менее самостоятельными. Именно поэтому забрать новорожденного арса у матери считается в Сартане тягчайшим преступлением.

Я потрепала мягкую серебристую холку Шанти.

– Ты молодец, малыш. Не сдался.

Да, мой мальчик оказался настоящим бойцом. Все трое суток я поддерживала его своей магией, а он изо всех сил укреплял нашу связь, делая невозможное. Обычно на привязку способны только годовалые щенки. Все остальные для этого просто не подходят. Маленькие не выдерживают магии человека, более взрослые никого не принимают в качестве пары. А тут мелкий кроха – и такая сила воли и желание жить!

«Ррр-ав!» – Шустрый розовый язычок прошелся по моей щеке.

– Я тоже тебя люблю, – усмехнулась в ответ.

Душу затопило такой радостью, что я не удержалась от счастливой улыбки. Мое маленькое чудо. В нем столько любви и преданности!

– Нет, Шанти, не трогай халат Себастиана! Положи, я сказала! Что? Соскучился? Я тоже скучаю, малыш.

Да, я скучаю по этому доргову Кимли. Как уехал два дня назад, так и пропал. И никаких вестей. Где он, что с ним…

А я сижу в имении, под домашним арестом, и даже не пытаюсь его нарушить. Странно, да? Сама удивляюсь.

После поездки в Долину Смерти во мне что-то изменилось. Наверное, я впервые поняла, что во многом была не права. И впервые серьезно проанализировала свою жизнь.

В детстве я была обычной, спокойной девочкой. Не заносчивой, не избалованной. Обожающей книги и уединение и с презрением относящейся к бриллиантовой молодежи. Так что же произошло? Почему я сама превратилась в представительницу «ледяных бриллиантов»?

Крев сатари! Вспомнились слова Эдварда: «Ты слишком маленькая, Бекки. Ты ничего не знаешь о жизни и о мужчинах». И после его предательства я, словно в отместку, кинулась узнавать и жизнь, и мужчин. Правда, с последними мне не сильно-то и везло. Грег, Саймон и Олли – вот и все мои «трофеи». В то время как пресса кричала о бесчисленных похождениях Ребекки Гринделл, я так и не смогла избавиться от тени Эдварда и никому не верила.

С Грегом я переспала после аварии. Мы тогда летели в Лас-Парну, полет был сложным, в довершение всего у нас отказал двигатель, и мы только чудом остались живы. Мне удалось посадить заглохший двиг на узкий карниз, выступающий над пропастью, и Грег на радостях стал меня целовать, а потом мы оказались на земле и… Позже Симмонс сделал мне предложение, но я отказалась. После предательства Эда я поклялась никогда не выходить замуж. Глупо, конечно.

А дальше был короткий роман с Саймоном Пирсом, главным заводилой сартского общества. Именно тогда я стала «любимицей» журналистов. Они подкарауливали меня у дома Сая, фотографировали на вечеринках и пати, выискивали любой компромат, а если не могли найти, придумывали его сами. Это уже потом я узнала, что свора придворных писак получила неплохие деньги от Марджори Фейрас, бывшей пассии Саймона. И все статьи были заказными. Только что толку? Благодаря стараниям купленной прессы, от моей репутации не осталось камня на камне. И терять мне стало нечего. И бояться тоже… нечего. Наверное, тогда я и стала такой безрассудной. Без раздумий кидалась в любые авантюры, не страшилась никаких ужасов и смеялась в лицо опасности.

А потом был Олли Дарен. Спокойный, невозмутимый и хладнокровный. Он научил меня прыгать с дрэбом и плавать на карбах. Добрый старина Олли. Несмотря на свою внешнюю бесстрастность, в постели он творил чудеса. Но наш роман не продлился долго. Олли уехал в Кингстаун, устроился на работу в кревную двигорню, а через месяц разбился на экспериментальном двиге.

Да, не слишком веселая жизнь, если вдуматься. Бесконечные вечеринки, ненужные знакомства, ссоры с отцом и недовольство семьи. И душевная пустота, которую я ничем не могла заполнить.

Шарг! Я слишком далеко зашла в своем желании заглушить боль. Да, Эдвард меня предал, и что? Разве стало мне легче от того, что я растоптала свою душу и репутацию? Разве это вернуло мне утраченные иллюзии? Разве сердце перестало ныть? А родители? Они-то в чем виноваты?