мог сказать, сколько будет стоить постройка завода, но знал одно, что он должен быть в районе Нижнего Новгорода. Именно там, а ещё на Луганском заводе собирались производить банки для тушёнки, может, и для других консервов. По самым приблизительным прикидкам, чтобы запустить даже первую пробную линию, скажем, на пятьсот банок в день, нужно уже вложиться порядка ста тысяч рублей. Это огромные деньги. Но производство жести мы пока не осилили, что-то там не получается, а железо выходит дороговато. Но даже с этим можно мириться.

Ещё немного поговорил с Захаровым. После я знаком подал Тарасову знать, что пора бы его другу чутка обождать, так как разговаривать со своим управляющим текстильной фабрики при посторонних я не хотел.

Может, придёт тот час, когда Захаров станет своим. Но то, что я слышал про него, достаточно противоречиво, и я бы не сказал, что все сведения были сугубо положительными. Получивший при какой-то непонятной протекции ещё от Потёмкина откупные на соль с ряда регионов, Захаров быстро становился богатым человеком. Между тем, он мот, чревоугодник и любит сорить деньгами. Про его предпринимательскую хватку говорят разное, не всегда в лицеприятном ключе. Пока состояние Захарова только растёт, и он очень даже перспективный, чтобы позволить купцу вложить свои собственные деньги в важное производство на первое время. Вторым заводом станет, как не трудно догадаться, заводик в районе Белгорода.

— Савва Алексеевич, я давал тебе полгода на то, чтобы не только освоиться, но и вывести фабрику на новый уровень. Как сам думаешь, справился? — спросил я.

— Вам судить, но вот выкладки, с рисунками, как вы любите, — чуть подрагивающими руками, явно смущаясь, Морозов передал бумаги.

Может быть, у него еще остался трепет к барину, как у крепостного, или так опасается получить критику.

— Не надо, все знаю, — усмехнулся. — Я даю тебе пятьсот тысяч рублей. У Кулибина есть станок прядильный и ткацкий. Заказы будут. Но ты, кроме фабрик по производству тканей, станешь заведовать производством одежды. Увеличь пятьсот тысяч до шестисот, отдай мне. Остальное, как и фабрики — твое, моя доля тридцать. Берешься?

— Берусь, — чуть ли не выкрикнул Савва Морозов.

Вот еще одно дело сделано. Этот мужик сделает, я-то знаю.

Глава 15

Константинополь

14 апреля 1799 года (интерлюдия)

Султан Селим III пребывал не в лучшем расположении духа. Правитель некогда великой империи всё больше осознавал, насколько же османы отстают в развитии от европейских государств. Недавние войны с Россией прошлись, словно холодный дождь с градом. Как ни старались османы, какой бы героизм не проявляли лучшие войны империи янычары, всё одно — русские раз за разом одерживали победы. И называть янычар лучшими войнами можно было с большой натяжкой, они уже проигрывали русским почти во всём.

И ведь французские или английские эмиссары, часто гостившие в Константинополе, утверждали, что, на самом деле, русская армия ещё далеко не самая сильная в Европе. Султан же считал иначе, он искренне радовался успехам русского оружия в северной Италии. Мол, посмотрите, русские — лучшие воины. И, тем самым, Османская армия, теоретически, конечно, может считаться второй армией. По крайней мере, именно так хотел бы думать сам султан, и это он хотел внушить всем тем недовольным, кто обвиняет Селима в поражениях и утрате величия Османской империи.

Вместе с тем, султана больше интересовали вопросы просвещения. Ему нравилось заниматься культурой, он массово развивал образование, вызывая и этим негодование у тех османов, которые жили и дышали духом реваншизма. Но Селим III считал, что его держава должна стать образованной, впитать в себя всю науку европейских держав, чтобы после бить их.

Сейчас же падишах вынужденно решал вопросы внешней политики. Он прекрасно осознавал, что его толкают в пропасть, утыканную острыми кольями. Новая война с Россией не могла сулить ничего хорошего для империи. Но глупцы те, кто считает, что правители вольны в своих решениях. Порой, нужно делать то, чего не хотелось бы, но чего требует общество и обстоятельства.

— Сепаратизм греков и сербов набирает обороты. Присутствие русских в Дубровнике, Будве, на Корфу возбуждает христианское население нашего Аллахом хранимого государства, — докладывал визирь Кер Юсуф Зияюддин-паша.

Несмотря на то, что визирь был поставлен султаном, как его единомышленник и как тот, кто желает мирного развития Османской империи, второй человек в державе проникся идеями реваншизма и реагировал на мнение общества.

Нахождение русских непосредственно у границ Османской Империи, на тех территориях, которые считались исключительно османскими, правда, только в Константинополе, сильно волновало партию войны и пополняло её сторонниками. И пусть русские даже не проявляют активных действий, не будоражат греков так, как это было ранее, при правлении порочной Екатерины. Всё едино: на Россию надеются, с ней связывают своё будущее многие покорённые народы, что вообще недопустимо. Такая же ситуация, или почти такая, не только на Балканах, но и в Египте. Там есть те, кто уверен в помощи Российской империи. Особенно в связи с практически доминированием русских в Средиземном море.

— Визирь, ты предлагаешь начать новую войну? — с нажимом спросил Селим. — Что ещё мы должны потерять, прежде чем заняться своим государством, выстраивать в нём систему образования, армию и готовиться к войне. Не сейчас, а через пятнадцать-двадцать лет.

— Падишах, будет ли у нас возможность через двадцать лет воевать за счёт союзников? — спросил визирь.

Султан задумался. Он знал, что англичане согласны передать большое количество вооружения, деньги, немалый корпус своих советников. На самом деле, складывается удачная комбинация, при которой Россия уже не сможет не только рассчитывать на помощь своей союзницы Австрии, но появляется возможность у главных врагов Османов. На фоне того, что Россия, несмотря на успехи, всё же завязла в войне со Швецией, а также находится почти в состоянии войны с Англией, не так чтобы в дружеских отношениях с Австрией, открылось окно возможностей для военных действий. Кроме того, русские вывели большую часть своего флота из Чёрного моря, и достаточно теперь не пускать их через проливы и начинать боевые действия на Дунае.

— А как, по-твоему, поступить с персами? — спросил султан.

— Они слабы. И русским придётся воевать и за себя, и за них. Тем более, что наши союзники обещают решить вопрос с персидским шахом, — отвечал Визирь.

Султан встал с трона, сделал пару шагов, вновь вернулся, сел и подпер правой рукой подбородок. Он так думал. И мысли всё едино скатывались