делать. Наверняка назвал бы меня дурой за то, что не воспользовалась предложением режиссера и не провела этот год где-нибудь в Венеции. Тропик, где ты? Прости, что втянула тебя в историю с выставкой. Надеюсь, что все уже нормально. Надо спросить у Два Андрея про него и Киру.

Иногда случаются такие дни, как сегодня, когда я полностью и бесповоротно уверена, что поступила правильно. На сердце делается тихо, легко, хотя и немного грустно. Сегодня вышло солнце, снег скрипит под ботинками, как в детстве. Я шла на работу в библиотеку и ощущала в себе что-то вроде благодати. С такой благодатью, наверное, отшельники или монахи живут и радуются простым вещам: утру, чистой воде, куску хлебу. Весь день чувствовала этот свет внутри, вспомнила, что такое радость, покой. А к вечеру сомнения снова набросились на меня, как орда голодных крыс, вонзили свои бесчисленные острые зубы.

Пересмотрела тут фильмы К. Каким-то образом после них хочется немедленно совершить что-то благородное. Неудивительно, что зрители пишут письма и сообщают, что взяли ребенка из детдома, перечислили деньги в благотворительный фонд, постарались что-то исправить и т. д. И что мне мешает поверить человеку, снимающему такие фильмы? Что-то мешает.

Сегодня вспомнила Куропаткину. Ее странное поведение. А вдруг это правда? Вдруг этот человек подстроил все с самого начала?

Петя принес банку варенья из земляники – я уже знаю, что они с братом вдвоем живут в маленькой деревне на краю леса. Брат иногда привозит его в школу на грузовике. Петя перечитал все, что можно было найти по философии в школьной библиотеке. Я написала ему фамилии философов, какие вспомнила из тех, что М. заставлял меня читать летом, – кажется, это было пятьдесят лет назад.

В школе в коридорах пахнет елкой – ее установили в актовом зале. У А.И. тоже уже стоит елка. А я, кажется, перестала понимать, что такое праздники. Перестала понимать, кто я такая.

Кажется, что зима вечная. Что она никогда не кончится. Никогда не кончится весь этот морок, в котором я живу.

2006, март, Медвежьи Горы

Жуковскому принесли свиную отбивную – сочную, дышащую всеми раскрытыми порами. Вилка легко вошла в мясо, на поверхности выступил сок. Нож, едва коснувшись отбивной, тут же отделил ароматный дымящийся кусок, срез – идеальный, прожаренный. Таких отменных отбивных, как тут, он нигде больше не едал. Под стать обивной было и картофельное пюре, замершее волнами на тарелке. Соленые огурчики и маринованные грибочки. Конечно, странно одному ходить в ресторан. Но Жуковский уже давно не чувствовал по этому поводу смущения, привык. Несмотря на шерстяной жилет под теплым пиджаком, он чувствовал озноб от сквозняка. Весна, настоящая, теплая, влажная, все никак не наступала. Будто в насмешку вчера насыпало еще снегу, и, если бы не солнце, светившее в последние дни смело, щедро, с каким-то особенным концентрированным мартовским отблеском, пейзаж за окном ресторана можно было бы принять за январский.

Сегодня Жуковский заказал еды больше обычного. Две недели назад он проделал две новые дырки в ремне, но сейчас брюки опять жали. Так вот, он заказал еще цыпленка табака, жульен и креветочный коктейль. Вспомнив укоризненный взгляд матери, добавил к заказу салат цезарь. Теперь все это богатство постепенно материализовывалось перед ним. Жуковский был расстроен: Вадимыч в конце прошлой недели ушел с кафедры. Сердце. Инна Владимировна свалила вещи старика в пластиковый мешок и сегодня, в субботу, уже сидела на его месте. Успела поменять шторы. Видимо, давно их подготовила и держала под рукой. Эти новые шторы, по которым было ясно, что их выбирала женщина, выглядели как оскорбление Вадимыча. Ничего, подумал Жуковский, он потерпит. Когда-нибудь он сам займет это место. Дело времени. Ну а в ближайшие годы уйдет в работу над диссертацией. Ему некуда торопиться. Он коснулся запотевшего графина с водкой, ожегся холодом. Не то чтобы ему так уж хотелось водки. Но с ней еда доставит больше удовольствия.

За выпитой разом стопкой последовал маринованный грибок, дохнул в нутро Жуковского настоянными уксусными пряностями, перчинками, зернышками укропа. Не успел грибок соскользнуть в горло, скрипнув на зубах, как телефон в нагрудном кармане пиджака завибрировал. Мать. Он промокнул губы салфеткой, сглотнул, чтобы голос не казался толстым, сытым.

– Алло… Да, мам. Я? Еще в архиве. Что?.. Погоди, я не понимаю, не говори так быстро… Почему ты так думаешь?.. Ну, она же не ребенок, не говори ерунды… Ну, передумала и ушла… Хорошо, хорошо… Иди домой… Я приеду… Часа через два, не раньше.

Положил трубку. Подвинул цыпленка табака. Отломил, откусил, хрустнул крылышком. Нежное шелковистое мясо. Чудные специи. Бронзовая кожица. Жюльен, металлическая чаша еще горячая. Ткнул вилкой в сырную крышечку, показалось податливое грибное сливочное нутро. Наслаждение на языке, в горле, где-то там в неведомом пространстве внутри. Нет, ну что это, в самом деле, за день? Сперва шторы, теперь вот это. Махнул рукой официанту:

– Дайте счет и упакуйте с собой.

Бывают моменты, когда прошедшая жизнь кажется привидевшейся, а все, что было и есть, было и всегда будет, – это лес, в котором сгущаются сумерки, мартовский снег, плотный, спрессованный, покрывшийся коркой от перепадов температур. День к закату, а снег становится все светлее и резче, скрипит все громче, перекликаясь с возгласами удивленной вороны, перелетающей с дерева на дерево вслед за Жуковским. Руки мерзнут и сквозь перчатки. Ноги в ботинках тоже мерзнут. Лыжи старые, остались с тех пор, как Жуковский учился в университете и на зимних каникулах старался зачем-то привести себя в форму, катаясь кругами по лесу вокруг Медвежьих Гор.

В кармане фонарик. Одежда та же, что была на нем весь день, – брюки, пальто, пиджак. Не так давно он свернул с укатанной лыжни, по которой ехали днем участники соревнования, на одинокую, неровную, сломавшую парадный корковый ковер снега. Он не понимал, зачем углубляется в лес. В приближающиеся сумерки. Если все в порядке, то Соловьева и сама выедет по лыжне, а если нет – что он-то сможет сделать? Устроители лыжного забега отмахнулись от подозрений матери: куда тут можно деться? Ваша девица или сперла лыжи, или не накаталась еще – приедет, как накатается.

По словам матери, в полдень они с Алечкой пришли на площадь, где были развернуты торговые палатки по случаю масленичной недели.

– Мы посмотрели концерт, Андрюша. Детки, школьники так хорошо выступали. Купили сувениров, поели блинов, выпили горячего чая. А потом объявили лыжные соревнования. Из