знаю, кто это! — Она смотрит на меня с выражением полнейшего восторга. — Знаменитая, почитаемая, единственная и неповторимая Теодора Дорохова. — Не дожидаясь, пока я что-то скажу, она обнимает меня. — Я не могу быть более взволнована тем, что наконец-то встретила тебя!

— Мне тоже очень приятно с тобой познакомиться, — отвечаю я, мой голос заглушают душистые кудри, которые я чувствую, когда она меня обнимает.

— Можно я покажу ей библиотеку? — спрашивает Захара у своего брата, освобождая меня из объятий. — Пожалуйста, Зак? Ты можешь показать ей остальную часть дома, и я уже точно знаю, что ты будешь хранить ее для себя, не говоря уже о том, что мама и папа, вероятно, будут одержимы ею, как только вернутся домой, и не то чтобы я был здесь все каникулы, так что ты сможешь…

— Ты можешь показать ей библиотеку, — говорит Зак, снимая очки, чтобы ущипнуть себя за переносицу. — Господи, Захара. Она же не твоя девушка.

— Прости, она твоя? — отвечает его сестра со скоростью орла. Затем ее глаза расширяются, и она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — О… ты ведь нет, да?

Я качаю головой, но мои глаза встречаются с глазами Зака, и в его взгляде появляется вызывающее выражение.

— Я… нет, — осторожно отвечаю я, отрывая взгляд от его глаз.

— Слово "девушка" никогда не сможет точно описать то, чем она для меня является, — говорит Закари таким серьезным тоном, что мы с сестрой только и делаем, что смотрим на него, пораженные.

— Если ты так говоришь.

Захара пожимает плечами, а затем берет меня за локоть и ведет прочь.

Библиотека Блэквудов выглядит именно так, как я ожидала от библиотеки детства Захара. Длинная прямоугольная комната, глянцевые доски пола и книжные полки от пола до потолка, заставленные коллекциями в кожаных переплетах. В коллекции Блэквуда не найти ни художественной литературы, ни пестрых обложек.

Когда я медленно иду вдоль полок, прослеживая золотую гравировку на корешках, кончики моих пальцев касаются энциклопедий, классиков английской и французской литературы, томов поэзии и впечатляющей коллекции нехудожественной литературы — от философии и политики до астрофизики и теоретической математики.

Если Блэквуды и любят триллеры или романы эпохи Регентства, то хранят эти книги в другой части своего поместья.

Во главе комнаты три французских окна отбрасывают толстые столбы света на огромный письменный стол на ножке, который выглядит прямо как в викторианской Англии. Возле стола стоит кожаное кресло, похожее на трон, на котором в беспорядке лежат закрытый ноутбук и небольшая стопка книг.

— Конечно, это не библиотека Спиркреста, — говорит сестра Зака, запрыгивая на угол стола-пьедестала и скрещивая ноги. — Но она не так уж и плоха.

Я поворачиваюсь, чтобы одарить ее удивленной улыбкой.

— Библиотека Спиркреста? Но ты же не учишься в Спиркресте… — Я пытаюсь вспомнить, видела ли я когда-нибудь Захару в Спиркресте. Я уверена, что знала бы, если бы сестра Зака училась в той же школе, что и мы. Я понимаю, что он никогда не упоминал об этом. — Или?

Она слегка вздыхает. — Это долгая история. Я только начала учиться в этом году.

— О. Я не знала.

— Никто не знает. Кроме Зака и его странного друга.

У Зака, конечно, может быть множество причин не говорить никому, что его сестра в Спиркресте. Подозреваю, что статус Молодого Короля имеет как недостатки, так и привилегии — то, что обязательно должно случиться, когда вы — группа молодых людей, действующих как преступный синдикат или город-государство. Поэтому меня не удивляет, что Зак может хотеть сохранить присутствие Захары в Спиркресте в тайне.

Что не имеет смысла, так это то, что он рассказал об этом Якову Кавински. Зачем Заку рассказывать одному из своих соратников-королей, а не остальным? Нет, если Яков знает, то и остальные Молодые Короли должны знать.

Точно так же, как они узнают о том, что я останусь в доме Закари на каникулы.

Несколько дней назад, когда я приехала домой из Спиркреста, мама встретила меня двумя новостями: что мне пришло официальное приглашение на каникулы в поместье Блэквудов и что мой отец не приедет к нам на праздники, как это бывает в большинстве случаев.

— Какие-то деловые проблемы мешают ему, — объяснила мама, — и, кроме того, следующее Рождество ты все равно проведешь с ним.

От напоминания о том, что после окончания 13-го года обучения я перееду к отцу, у меня заныло в животе, как будто меня вот-вот стошнит. Мы с мамой никогда не говорим о моем переезде в Россию — если это ее беспокоит, если это ее тревожит или печалит, она этого не показывает.

Хотя, возможно, ее это беспокоит не так, как меня. Ей было всего двадцать, когда ее саму отправили в Россию, чтобы выдать замуж за моего отца, и только когда ей исполнилось сорок, она переехала обратно в Великобританию, чтобы я могла получить образование и проводить время со своим больным отцом.

За всю свою жизнь я ни разу не слышалс, чтобы мама жаловалась на что-то из этого, ни разу.

Может быть, она не возражает. А может, это просто ее жесткая позиция.

Когда она сказала мне, что я должна провести каникулы с Блэквудами, я ообрадовалась но не удивилась. Моя мама прекрасно владеет искусством завоевания своего места в британском высшем обществе, а выше Блэквудов места нет.

— Папа не будет возражать, если я проведу каникулы вдали от дома? — спросила я ее.

— Конечно, нет. Почему он должен возражать? Твоему папе будет приятно узнать, что ты заводишь такие мощные связи. И он доверяет тебе — мы оба доверяем. Ты такая хорошая девочка, Теодора.

Когда я была моложе, похвала родителей значила для меня многое. Если они называли меня умной, послушной или хорошей, я думала, что это означает, что меня любят.

Теперь я знаю лучше.

Поэтому я приняла приглашение Блэквуда и пришла. Я пришла, потому что в кои-то веки не хотела быть хорошей, послушной Теодорой, Теодорой-куклой, марионеткой. Я пришла, потому что хотела чего-то для себя, хотела быть эгоистичной, неразумной и, может быть, даже немного дикой.

Я пришла из-за той ночи в библиотеке Спиркреста, из-за того, что Закари сказал мне, что я буду просить его поцелуев. Я пришла, чтобы просить его, как он велел, как я уверяла его, что никогда этого не сделаю.

Вся жизнь прошла в правильных поступках — почему бы мне хоть раз, хотя бы один раз перед отъездом в Россию, не сделать то, что я хочу?

Вот только приехав сюда, я оказалась лицом к лицу с Яковом