Кто-то тронул его плечо. Это был Сафронов.

— А, это ты?

— Идем, отведу тебя в штаб.

В большой комнате, наполненной дымом от сигарет и начиненной специальным оборудованием, находилось человек двадцать военных. Здесь выделялся пузатый толстяк в генеральском мундире и его помощник — дюжий жилистый парень, который держал в руках громкоговоритель.

— Прибыли наконец? Мы думали, что Вы не приедете.

— Как видите, я здесь.

Все взоры были обращены на Белосельского.

— Если хотите, мы заменим Вас другим переговорщиком.

— Незачем. Я готов.

— Вы сознаете опасность?

— Не Вам мне диктовать. Я требую, чтобы Вы позволили моим людям подключить наше оборудование и не вмешиваться в течение получаса.

— Это слишком много, — возразил Котов, — у меня свои инструкции.

Вмешался Сафронов.

— Нам нужно тридцать минут.

— Хорошо, — заключил Котов, — но ни минутой больше. Потом я запущу свою группу.

— И очистите крышу на противоположной стороне улицы для моих людей, — добавил Белосельский.

Котов посмотрел на Сафронова, тот кивнул головой.

— Если все пойдет не по плану, вы все пойдете под трибунал, — прошипел Котов и дал знак своим людям, чтобы те освободили необходимое пространство для Самины и ее группы.

— Тогда я иду.

Внезапно какая-то женщина вцепилась в Белосельского. Это была мать девочки, которую содержали отдельно от остальных заложников.

— Вы спасете мою дочь? Спасете ее?

— Для этого я и приехал.

— Я Вас умоляю, сделайте что-нибудь! Мой муж пойдет на любые расходы!

— Мне ничего не нужно.

— Вы должны ее спасти!

Несчастная женщина выглядела почти обезумевшей от горя.

— Пойдемте поговорим, — произнес Белосельский.

Они вышли на улицу.

— Почему Ваша дочь оказалась в здании банка?

— Она была с подругой. Там же находится кабинет ее отца, она часто к нему заезжала на работу.

— Как она оказалась в операционном зале вместе с другими клиентами?

— Я не знаю.

— Хорошо, у Вас имеются явные враги?

— Нет…

— Ерунда, враги у всех есть, тем более — у банкиров!

— Умоляю Вас, она — единственное наше дитя… Спасите ее! Я слышала о Вас и хорошее, и дурное… Я Вас прошу… Вы спасете ее, скажите?

Белосельский серьезно и печально посмотрел на нее.

— И жизнь, и смерть находятся в руках Господа Бога! Только он руководит нашей судьбой и предопределяет каждый наш поступок. Я сделаю все, что в моих силах и даже больше. Не волнуйтесь, чтобы вырвать Вашу дочь из рук фанатиков, я буду рисковать собственной жизнью, но им нужен я, а не Ваша дочь. Они не причинят ей зла.

— Вы сможете это сделать?

— Да. На девяносто девять процентов.

— Почему не на все сто?

— Потому что этот один процент — всякие случайности, ловушки судьбы…

— Мне сказали, что Вы неординарный человек, что Вы всегда побеждаете.

— Почти всегда… Вот что, обещайте мне тоже одну вещь?

— Какую?

— Уговорите Вашего мужа не вмешиваться. Он торопит генералов и настаивает на штурме. Скажите ему, что я все сделаю сам. Пускай никто не вмешивается.

— Я попробую.

— Сделайте, как я прошу.

— Это что-то изменит?

— Может что-то изменить. Хорошо. Я Вам скажу одну вещь, которую не знает никто. Да, я спасу Вашу дочь, я один буду против этих пятнадцати человек. Я смогу их одолеть. Но если будут случайные выстрелы, это может зацепить Вашу дочь. Если нужно, я закрою ее собой. Иногда я вижу будущее… оно еще не существует, но все события стремятся к тому, чтобы оно предстало во всей неумолимой реальности… Вы поняли? Отговорите Вашего мужа от ненужного вмешательства.

Затем Белосельский, оставив безутешную женщину, подошел к Самине, которая ждала дальнейших указаний.

— Я пойду через минут семь. Вы все будете ждать моего сигнала.

— Какой будет сигнал?

— Ты поймешь это. Точно по времени не могу сказать. Но есть одно «но».

— Что же?

— Самина, выполни мою просьбу. Речь идет о жизни девушки. Меня отведут в подвал, там будет человек десять. Я с ними справлюсь, но услышав звуки драки, те, что наверху, захотят убить девушку — обещай, что ты этого не допустишь. Не думай обо мне. Пусть прицел твоей винтовки будет направлен на тех, кто удерживает девушку… пожалуйста… этим ты спасешь ей жизнь.

— Мы так не договаривались, я всегда охраняю тебя, больше никого. Давай я лучше возьму десять этих фанатиков, и ты легко освободишься от них.

— Не хватит времени. Потом нам помешают, я не смогу спасти девочку… Они захотят убить ее из мести, из злобы. Только тебе я могу довериться. Сделай, как я прошу. Меня будут прикрывать Виталий и Дарья.

— Они даже держать винтовку не умеют правильно. С такого расстояния только я смогу справиться…

— Все равно, прошу тебя.

— Я сказала: нет.

— Самина, прошу тебя, сделай это ради меня.

Голос его звучал торжественно и печально.

Самина посмотрела на него с непередаваемым выражением.

— Попробуй только мне показаться на глаза после этого. Я тебя сама пристрелю.

Она крепко выругалась и отошла.

Наконец один из бандитов выбил стекла в нижнем этаже и раздался выстрел.

— Они стали убивать заложников, — услышал Белосельский.

Это был знак. Несмотря на мороз, он скинул с себя пальто и, оставшись в одном костюме, поднял руки и стал медленно приближаться к центральному входу в банк.

В тусклом свете фонарей было трудно различить то, что происходило за мрачными окнами. Внезапно откуда-то сверху его осветил свет прожектора.

— Стой, — раздался резкий хрипловатый голос. — Правозащитник? Белосельский?

— Да, это я.

— При тебе оружие?

— Нет, можете проверить. Но прежде… Прежде чем я войду, я прошу освободить всех женщин и детей.

— Хватит умничать, — отвечал тот же голос, доносившийся будто бы из-под земли, — мы тебя знаем слишком хорошо…

— Видно, не настолько хорошо, чтобы понять, что без жеста доброй воли я даже не двинусь дальше.

В ответ раздался наглый смех.

— Ты учить нас будешь, правозащитник? Мы знаем, ты любишь лекции и публичные обличения. Но с нами это не пройдет. Мы ни на какие уступки не пойдем.