Забыв про кофе, я гляжу ему в лицо.

– Ты забыла, кисмет? – Он склоняет голову набок. – Ты укоряла меня, что я не знаю, как о тебе заботиться. Так вот, я научился.

Его слова буквально вышибают весь воздух из моих легких. Я подозревала что-то подобное, но получить подтверждение…

Мой взгляд снова скользит по скелетам, но странное дело: теперь вместо того, чтобы видеть ужасы загробного мира, я вижу совсем другое – всадника, пытающегося доказать упрекнувшей его женщине, что он на что-то способен.

– Я надеялся, что они тебе понравятся, – продолжает Смерть. – Хочу, чтобы тебе было комфортно. В прошлый раз я сам дал тебе повод для побега, но в этот раз я хочу, чтобы у тебя были причины остаться.

У меня растет ком в горле.

– И давно ты приготовил это место? – тихо спрашиваю я.

– Именно этот дом? – уточняет он. – Месяц назад. Но были и другие дома, которые я находил и готовил для тебя, и другие слуги, помогавшие мне. Я потратил время нашей разлуки, заботясь обо всех… потребностях, какие только могут у тебя возникнуть – одежде, еде и жилье, достойном королевы.

Бог мой, а я тем временем исходила злобой и ненавистью к нему… Да, у меня были на то причины – он превратил мою жизнь в кошмар, и все же…

Я опираюсь на спинку стоящего рядом стула.

Это не ускользает от внимания всадника.

– Может, сядем?

И Танатос приглашающим жестом указывает на изящную кушетку в соседней комнате.

Все еще погруженная в свои мысли, я перехожу в ту комнату, сажусь на кушетку и ставлю кофе на небольшой журнальный столик. Всадник следует за мной по пятам. Только когда он садится рядом, я догадываюсь, что этот предмет мебели Танатос, скорее всего, привез откуда-то с собой: форма диванчика такова, что Смерть удобно устраивается на нем вместе со своими крыльями.

Мне хочется расспросить его об этих крыльях, таких больших, что они длинным шлейфом тянутся по полу за его спиной. Интересно было бы узнать и про светящиеся знаки, приковывающие к себе мой взгляд. Я ловлю себя на непреодолимом желании их потрогать и сжимаю кулаки, чтобы справиться с искушением.

Смерть замечает, что я его рассматриваю, и я смущенно тороплюсь отвести глаза. Теперь чувствую на себе его изучающий взор.

– Как вообще эти скелеты узнаю2 т, что им делать? – киваю я на одного из слуг. Что угодно, лишь бы отвлечь себя от мыслей о том, как я хочу разгадать Смерть – а еще, пожалуй, лизнуть в процессе его татуировку.

– Я уже говорил тебе, кисмет. Хотя душа ушла, посмертный образ человека, некогда жившего, все же сохраняется.

– И при чем тут уборка дома? – не понимаю я. До вчерашнего дня у меня не было случая просто посидеть рядом со Смертью и поговорить о том о сем. Мысль об этом почти так же выбивает из колеи, как наблюдение за работой оживших скелетов.

– Ты задаешь вопросы, на которые нет простых и привычных человеческих ответов, Лазария. Мертвые убираются, потому что я им велю.

– Но они явно умеют это делать, а ты-то нет, ты не мог их научить, – дикость какая-то, правда? – У них что, сохранился разум?

– Их дух покинул их, кисмет, – терпеливо отвечает он. – То, что осталось, не воспринимает себя как личность. Но их кости все еще помнят то, что некогда знал их разум.

Он ждет, пока я переварю услышанное. При этом продолжает бесцеремонно меня рассматривать, ничуть не смущаясь повисшим между нами молчанием.

– А пялиться невежливо. – Я снова беру свой кофе.

– А мне это неважно, – безмятежно отвечает Танатос.

Я разворачиваюсь, чтобы лучше видеть его.

– О чем ты думаешь, пока разглядываешь меня? – решаюсь я.

– Что я мог бы смотреть на тебя тысячу лет, и мне никогда не надоест. – Ответ следует мгновенно. – Я привык видеть суть человека, а не внешние черты, и по сей день принимал это как должное.

Я неуверенно улыбаюсь, хотя его слова непонятно тревожат меня.

– А глядя на тебя, – продолжает всадник, – о, я хотел бы в полной мере почувствовать твою душу, как чувствую с другими детьми рода человеческого. Уверен, она показалась бы мне удивительной и прекрасной. Она – ты – тайна для меня, а я не привык к тайнам.

Я сижу молча, не находя слов. Потому как – что тут скажешь? Разве только то, что при всем своем могуществе Танатос тоже удивителен и прекрасен.

– Идем. – Всадник внезапно легко поднимается с кушетки и протягивает мне руку, – я ведь еще не показал тебе дом снаружи.

Я принимаю его руку и иду с ним к двери, которая выходит в просторный внутренний дворик. Смерть ведет меня молча, сияя на солнце татуировками.

Невдалеке поблескивает бассейн – привлекательная штука в такой жаркий день, но тут я замечаю чуть дальше какой-то невероятный сад.

Теперь уже я тащу его за руку. Петляю по извилистым дорожкам мимо клумб, внимательно рассматривая каждую, а заметив на заднем плане фруктовые деревья, устремляюсь к ним.

Останавливаюсь у яблони с тяжелыми от плодов ветками. У ствола брошено металлическое ведро, как будто кто-то намеревается заняться сбором урожая.

– Ты хотела увидеть это? – Всадник, стоя за моей спиной, изучает дерево, будто пытается выведать у него какие-то неразрешимые тайны.

– Я проголодалась, – объясняю я.

– Мои слуги приготовили…

– Я знаю, что твои слуги подали завтрак. – Я внутренне вздрагиваю при этой мысли. – Но мне захотелось чего-нибудь – нетронутого смертью – более аппетитного.

Танатос подозрительно щурит глаза.

– Я провел несколько месяцев, подбирая самых искусных поваров. Уверяю тебя, кисмет, они готовы исполнить любое твое желание.

– Понимаю, – мягко говорю я. Но все равно меня передергивает при мысли, что их кости касались еды, которую я ем.

Пошарив глазами по ветвям, я выбираю спелое яблоко и срываю.

– А знаешь, – сообщаю я ему, – ведь наши отношения начались с яблока.

Маленький безобидный плод. Именно он послужил искушением для Адама и Евы, а теперь мы здесь, завершаем круг. От первого грехопадения человечества до последнего.

Если, конечно, верить Библии.

Что-то во мне протестует и требует, чтобы я отшвырнула плод как можно дальше, а весь сад спалила дотла. Вместо этого я вытираю яблоко о рубашку и откусываю.

В конце-то концов, это просто яблоко.

Потом протягиваю его Смерти.

– Хочешь попробовать?

Он морщится.

– Нет, разве только за новый поцелуй.

Опустив руку с яблоком, я наклоняю голову.

– Ты правда этого хочешь?

В его глазах горит ответ.

– Я хотел бы и большего,