Дядя Жора в это время, сунув руки в карманы брюк, благодушноскалил зубы. Если б он уже давно не был у меня на подозрении, я бы сказала, чтовыглядел он даже интеллигентно, должно быть, это и ввело молодого человека взаблуждение. Он выбросил вперед руку с желанием продемонстрировать всем, ктотут может острить, а кому лучше помалкивать в тряпочку. Его кулак еще тольконацелился в лицо дяди Жоры, а тот уже утратил все черты интеллигента, легонькоотшатнулся, уходя от удара, и совершенно не по-джентльменски заехал парню ногойв известное место. Того перекосило и от боли, и от возмущения. Второй бросилсяна выручку, но уже с сомнением в скорой победе, и оказался прав: дядя Жоравиртуозно владел кулаками, то есть искусством бить морду ближнему. Марья неошиблась: у него большой жизненный опыт, и думаю, своего нынешнего благополучияон добился в рукопашных схватках. Не джентльмен, одним словом.

Оба врага были быстренько повержены. Я с грустью взирала навсе это. Из-за двери выглянула Марья и удовлетворенно сказала:

– Сподобил господь избавиться от супостатов, а я уж окноотворила…

– Зачем? – удивилась я, помня, что живу на третьемэтаже и такой способ отхода чреват последствиями.

– Хотела орать «пожар», чтоб народ сбежался. Чего с этимиделать будем?

– Ничего, – буркнула я, крайне недовольная развитиемсобытий. Хотя нам надо бы радоваться: не будь дяди Жоры, «эти» увезли бы меня внеизвестном направлении. И даже страшно подумать… Правда, и сейчас страшно:врагов я наживаю с завидной легкостью и конца этому не видно.

Дядя Жора вновь удивил меня. Он сгреб обоих гостей зашиворот и выволок на лестничную клетку, хотя на двоих в парнях было килограммовдвести. Чужой жизненный опыт вновь не оставил меня равнодушной.

Между тем Марья схватила две здоровенные сумки, которыеуспела набить до отказа, и поволокла их из квартиры. Дядя Жора прихватил ту,что собрала я, мы заперли дверь и поспешили спуститься вниз. Уже в дверях дядяЖора нас опередил, и из-за его спины я увидела, что напротив подъезда стоитвидавший виды двухдверный «БМВ». Парень с сонным выражением лица, сидящий за рулем,внезапно оживился, а дядя Жора радостно спросил:

– До вокзала не подбросишь?

Парень зачем-то полез из машины и схлопотал дверью по носу,потому что дядя Жора, войдя во вкус, действовал совершенно по-разбойничьи.Дверь он тут же распахнул и, пока молодой человек пытался справиться сизумлением, заехал ему в ухо. Парень обмяк и затих, а дядя Жора забросил вещи вмою машину и устроился за рулем. Через двадцать минут мы тормозили возле церквиСвятой Анны, и я увидела морячка рядом с «Чероки». Он помахал нам рукой, потомпошептался с дядей Жорой, пересел в мою машину, а мы, соответственно, в«Чероки». Марья попробовала задавать вопросы, но ей никто не отвечал, оттого яи не собиралась понапрасну расточать свое красноречие. Однако, когда мы ещечерез двадцать минут въехали в гараж скромного особнячка (скромного, потому чторядом возвышались хоромы, в которых при желании могли разместиться два полка),я все-таки спросила:

– Что это такое?

– Дом, – улыбнулся дядя Жора.

– Вижу, что дом, – огрызнулась я. – А чей?

– В настоящий момент наш.

– То есть вы его купили?

– Можно сказать и так, – пожал он плечами. – Здесьвы будете в безопасности.

– Вот и хорошо, – кивнула Марья, хватая сумки.

Дом внутри выглядел исключительно комфортно и обставлен былсо вкусом. В гостиной на каминной полке фотографии в рамках: мужчина в летах,молодая женщина и трое очаровательных ребятишек.

– Это ваши друзья? – закинула я удочку, и дядя Жораутвердительно кивнул, но доверять ему я не стала. В общем, мы начали обживатьдом.

Вернувшийся морячок занялся ужином, то есть первоначальнозанималась им Марья, но потом она увлеклась молитвами из красной тетрадки, аВитя как-то незаметно занял ее место у плиты. Я устроилась на веранде подальшеот компании, но там скоро появился дядя Жора.

– Не помешаю? – спросил он, протягивая мне бутылкупива, вторую он держал в левой руке.

– Нет, – ответила я и даже от пива не отказалась, хотятерпеть его не могла.

Дядя Жора излучал надежность и доброжелательность. Я подумала,если уж ему охота изображать доброго дядюшку, отчего бы не воспользоваться этими попросила:

– Расскажите мне о папе.

Дядя Жора кивнул и рассказывал минут двадцать, увлеченно и судовольствием. Но при этом почему-то казалось, что ничего общего с реальностьюего рассказ не имеет. Еще одна странность: из всего им изложенного я мало чтосмогла почерпнуть. То, что папа хороший человек и почти что гений, это ясно, ноничего конкретного. Неожиданно он сменил тему и начал выспрашивать меня о моейжизни. Я не собиралась особенно распространяться на этот счет, но почему-тоговорила без умолку. Дядя Жора слушал и время от времени кивал.

– Я хочу сказать вам кое-что, – вздохнула я.

– Слушаю.

– Знаю, что слушаете. А поверите?

– Постараюсь.

Я опять вздохнула, собираясь с силами, и заявила:

– Я не убивала мужа. Мне бы такое даже в голову не пришло.

Дядя Жора похлопал по моей руке ладонью и улыбнулся:

– Это не имеет значения.

– Для вас, – разозлилась я, – но не для меня.Конечно, вы выполняете волю моего покойного родителя, и вам все по фигу… – Тутмы уставились друг на друга и замолчали, а мне ни с того ни с сего захотелосьреветь. Я шмыгнула носом и отвернулась, а дядя Жора по-отечески поцеловал меня.

– Хорошо, я верю, – голос его звучал ласково, опять жес отеческой теплотой, рыдать от этого мне захотелось еще больше. На счастье,появилась Марья и позвала нас ужинать.

Через две минуты я сделала вывод, что в доме нас скореевсего ждали, запасов продуктов хватит на неделю. Может, и хозяева объявятся?Хотя все могло быть проще: дядя Жора звонил морячку еще утром, и у того быловремя заполнить холодильник.

Ужин удался на славу, но оживлением за столом и не пахло.Марья вздыхала, косясь по сторонам, дядя Жора загадочно улыбался, морячокприналег на еду, а я жалела себя и свою загубленную жизнь. Когда ужинзакончился, морячок вышел покурить, Марья метнулась мыть посуду, а дядя Жоравзял меня за руку и, наклонясь к моему уху, шепнул:

– Все будет хорошо.

– Ничего оригинальнее вы придумать не могли, –неблагодарно ответила я, но его ничуть не смутила.

Укладываясь спать, Марья бурчала: