– Да фиг с ними, с молитвами, – отмахнулась Марья вкрайнем волнении, – посадят нас. Меня за дядьку этого, а тебя за Серегу.Конечно, Серега гад, а дядька вообще личность темная, но…

– Я его не убивала, – нахмурилась я, но никакого впечатленияна нее не произвела.

– Конечно, конечно, – закивала Марья, – но лучшепослушать этого Жору и сделать, как он говорит. – Тут она опять вздохнула,да так жалостливо, что у меня слезы на глаза навернулись от сочувствия к ней,хотя, по большому счету, надо было самой себе сочувствовать. –Сима, – перешла она на шепот, – тебе не показалось, что у него…большой жизненный опыт?

– У дяди Жоры? – уточнила я.

– Ага. Не хочу тебя расстраивать, но, боюсь, он еще похуженашего Сереги будет. А ты про своего папу вообще ничего не знаешь?

– Отвяжись, – невежливо отмахнулась я, не зная, чтоответить. Не папа меня в тот момент волновал, а замечание Марьи насчетжизненного опыта дяди Жоры. И в самом деле, он производил впечатление человека,которого невозможно удивить или привести в замешательство. Сие наблюдениенеожиданно расстроило меня. Я потерла нос и сказала: – Пойду в ванную, попробуюсобраться с мыслями.

– Не надо, – перепугалась Марья, – лучше недумать, от этого только хуже становится. Я вот, к примеру, как начну думать,так такого надумаю, хоть караул кричи.

Несмотря на это предупреждение, я все-таки отправилась вванную.

В половине одиннадцатого я с тяжелым сердцем садилась вмашину. К тому моменту квартиру покинул и дядя Жора, ничего не пожелав сообщитьна этот счет. Марья рвалась со мной, но я категорически этому воспротивилась.

По дороге я пробовала поразмышлять на тему, чтопредпочтительнее: иметь дело с милицией или препротивным господином Бойко?Выходило довольно безрадостно: не посадят, так, пожалуй, укокошат. Оттого ярешила положиться на судьбу и даже особенно не паниковала, входя в указанныйкабинет.

Обнаружив за столом мужчину со странно знакомым лицом, явновь забеспокоилась, подозревая судьбу в очередном подвохе, но он повторнопредставился, и я вспомнила, что знакомил нас Олег. Именно Николаю Сергеевичу яне так давно жаловалась на своего мужа.

– Присаживайтесь, – сказал он.

Я устроилась на стуле и вдруг заревела. Николай Сергеевичдал мне воды, трижды тяжко вздохнул, демонстрируя сочувствие, и приступил кдопросу. Если честно, не очень-то он меня мучил. Даже наоборот, скорее помогал.Иногда мне удавалось вставить слово, но я, по понятным причинам, не особоусердствовала. Выходило следующее: о гибели мужа я узнала сегодня от самогоНиколая Сергеевича, а о делах его (то есть мужа) мне ничего не известно, и ктомог желать ему смерти, мне неведомо. Слегка стыдясь, Николай Сергеевич спросил,где я была вчера с девяти вечера до полуночи, и я слово в слово пересказала всето, что советовал дядя Жора. Через пять минут после этого Николай Сергеевич сомной простился и даже проводил до двери.

Не веря в свое счастье, я выпорхнула как на крыльях изцентрального подъезда, но тут же вспомнила о Бойко и загрустила вновь. Зазвонилмобильный, на экране высветился номер Гридина, а вслед за этим я услышала егоголос:

– Симона, где ты?

– В милиции, – ответила я.

– Так ты уже знаешь?

– О смерти Сергея? Да, мне сообщили.

– Тебя допрашивали?

– Конечно.

– Почему ты мне ничего не сказала? Тебе нужен адвокат, тыдолжна понимать…

– Зачем мне адвокат? – решила я прикинутьсядурочкой. – Сергей погиб, и разводиться мне теперь не с кем.

– Но… его убили, и вполне естественно…

– Надеюсь, ты не думаешь, что я имею отношение к его смерти?

Конечно, он не думал. Я со вздохом посетовала, что от Бойкоменя никакой адвокат не спасет. Андрей Петрович сочувственно изрек:

– Пленки надо ему вернуть: типы вроде этого крайне опасны…

Я поспешила попрощаться. Верно говорят: нет бесполезнееболтуна, чем адвокат.

Я поравнялась со своей машиной, когда увидела Марью. Онапокидала здание, в котором я не так давно обреталась, со счастливой улыбкой наустах. Помнится, я просила Марью сидеть дома, ничего хорошего от посещения еюмилиции не ожидая. Ее счастливая улыбка отнюдь не обрадовала меня, скореенасторожила.

– Как ты здесь оказалась? – не без суровостиосведомилась я.

– На такси приехала, – ответила Марья.

Я хотела разозлиться, но передумала: каков вопрос, таковответ. Пока я формулировала следующий вопрос, Марья принялась трещать какзаведенная, для начала перекрестившись на купола собора, который возвышался пососедству.

– Надоумил господь, – поведала она, – вот я пришлаи все рассказала.

Если до того момента я чувствовала себя неважно, то послеэтих слов готовилась рухнуть в обморок, но и с этим пришлось повременить.Заскрипели тормоза, и рядом остановился «Мерседес» Андрея Петровича, онвыпорхнул из него с необыкновенной живостью и заключил меня в объятия, что дляменя было несколько неожиданно.

– Безбожник, – буркнула Марья, – прах ее мужа ещене успел успокоиться, а вы с грешными мыслями.

– При чем здесь грешные мысли? – растерялся АндрейПетрович, а я, воспользовавшись его растерянностью, смогла высвободиться изобъятий. Андрей Петрович кашлянул и сугубо деловито заговорил: – О чем они тебяспрашивали?

Я пожала плечами и довольно подробно пересказала содержаниенашей беседы с Николаем Сергеевичем.

– Он интересовался, где ты была в момент убийства? –Прозвучало это весьма взволнованно.

– Он спросил, где я была вчера вечером.

– А ты?

– Ответила, разумеется.

– А где ты была? – спросил Андрей.

– С дядей Жорой в ресторане ужинала, – влезла Марья.

– С каким дядей Жорой? – нахмурился Андрей.

– Долго рассказывать. Ему захотелось осмотреть город, а я немогла отказать, как-то это невежливо… потом поужинали.

– Так у тебя есть алиби? – то ли чересчур обрадовался,то ли слегка удивился Андрей Петрович.

– Откуда мне знать? Если Сергея убили в это время, тонаверняка есть.

– Менты-то что говорят? – совершенно разволновалсяАндрей, должно быть, очень за меня переживал.

– Менты ничего не говорят, они спрашивают.