– Ты все время была в доме?!

– Ну да, где же мне еще быть. Что случилось?

Подойдя к фиалке, еле слышно произнесла:

– Я осматривала двор, и тут вышла Лола. Она увидела, как кто-то за мной идет, и узнала тебя.

– Быть такого не может, я ведь в доме была.

– Тут темно, Лоле показалось, что это кто-то такой же невысокий, как ты, и с похожей походкой. Удивилась, когда вышла из-за угла, что я тут одна. А я подумала, что, если ей не привиделось, этот неизвестно кто мог спрятаться в гараж или за него.

Ханна покосилась на приоткрытые гаражные ворота и напрягшимся голосом спросила:

– И что?

– Сама не пойму. Здесь как будто никого не было, но вроде бы я кого-то видела.

– Кого?

– Не знаю. Смутно, мельком, непонятно. Может, от нервного напряжения почудилось? Но тогда кого видела Лола?

– Элли, что именно ты видела?

– Да почти ничего. Виноград шуршал, потом кто-то спрыгнул на ту сторону, в соседний двор. Но очень тихо спрыгнул, почти неслышно. Я не успела рассмотреть, что-то темное, смутное, очень быстрое, и вроде глаза красным блеснули, но, может, показалось или фантазировать начинаю. Ханна, я ведь перед этим видела всю решетку, там негде спрятаться, сама посмотри. Но, получается, прыгнуть можно было только с нее. Чертовщина какая-то, мне ведь никогда ничего не мерещилось.

– Пойдем в дом, тебе надо отдохнуть, я за тебя подежурю, мне нетрудно даже целую ночь не спать, а ты очень устала, по тебе видно.

Я покачала головой:

– Не настолько устала, чтобы видеть то, чего нет.

– Пойдем в дом, – с нажимом повторила фиалка.

Только тут до меня дошло, что она говорит странно, совсем не так, как обычно. Куда подевалась ее непременная невозмутимость? Разве что слова произносит по-прежнему размеренно, они будто текут неспешно, так же как ее походка.

Да она нервничает. Нет, даже не так – она боится. Впервые за все время Ханна показала, что ей есть чего опасаться.

Она что-то знает.

Покосившись в сторону стены, я требовательно произнесла:

– Говори давай – что это было?

– Элли, ты о чем?

– Вот только не надо притворяться ничего не понимающей, ты не Лола, тебе не идет.

– Если думаешь, что я все понимаю, ты ошибаешься.

– Я не знаю, что ты понимаешь, но тебе что-то известно. Ханна, если решила пойти со мной, между нами не должно быть секретов. Ты точно не хочешь ничего мне рассказать?

Фиалка, тоже покосившись на стену, севшим голосом, на грани слышимости, сказала странное:

– Об этом нельзя говорить. Элли, иди поспи, так будет лучше.

– С ума сошла? – возмутилась я. – Что это было, давай говори, не тяни, я ведь не верю, что мне это показалось, а ты явно что-то знаешь. Тоже мне еще, нашла время в секреты играть.

Ханна покачала головой.

– Это не секрет, это хуже, это то, о чем говорить нельзя, – повторила она. – Никому нельзя. Почти все об этом знают и всегда молчат.

– Что знают?

– Нельзя об этом говорить. Это даже не плохая примета, это гораздо хуже. Забудь.

– Ну да, вот возьму и все забуду, как же!

Ханна ухватила меня за руку, попыталась потянуть к дому и, не добившись успеха, умоляюще протянула не своим голосом:

– Тише, Элли, пожалуйста, тише. За один такой вопрос тебя могут убить или выгнать из стаба. Нельзя, просто нельзя.

Пораженная вопиющей странностью происходящего, я решительно произнесла:

– Или ты мне все расскажешь прямо сейчас, или я пойду в соседний двор и посмотрю, кто там такой ловкий. Может, догоню его и сама все узнаю.

– Не вздумай даже думать о таком! – охнула Ханна.

– Так кто это или что?

– Я… я не знаю.

– Как это не знаешь?! Что за комедия?!

– Тише, Элли, это никакая не комедия, это Стикс.

– Не поняла. При чем здесь Стикс?

– При том. Ты никогда не задумывалась, почему тут все такое странное и как это устроено?

– Об этом все задумываются.

– Элли, такое не могло получиться просто так, за всем этим что-то кроется. То есть кто-то. Само собой это работать не сможет. Здесь есть кто-то, кто включает перезагрузки, кто решает, жить тебе или умереть, стать монстром или получить иммунитет. Или не кто-то, а что-то. Я не знаю, такое, наверное, даже великие знахари не могут знать.

– Кто это?

– Говорю же, не знаю, – чуть не заныла фиалка.

Мне ее даже стало жалко, но я не смягчала давления, продолжала выпытывать:

– Почему ты решила, что я видела хозяина Улья?

– Хозяина? – удивилась девочка. – Элли, да ну тебя, какой хозяин Улья будет ночью по винограду лазить? Делать ему, что ли, нечего? Это другое, это то, чему даже названия нет, но оно есть.

– Что есть?

– Ну говорю же – не знаю. – Фиалка, разговорившись, начала быстро успокаиваться, почти вернувшись к обычному тону. – Элли, иногда здесь замечают такое, отчего самые смелые мужчины сильно пугаются. Я видела, что один стал заикаться, а еще у него штаны были запачканы. Он всего лишь не вовремя выглянул в окно и после этого поначалу даже говорить не мог, только смотрел дикими глазами. Если видишь что-то, что-то такое… Ну… странное… Если видишь, сразу отворачивайся и уходи. Не приближайся и не смотри, людям запрещено на такое смотреть. А теперь иди в дом, я сказала все, что знаю.

– Все?! Да ты вообще ничего не сказала!

Ханна вскинула голову, закатывая глаза:

– Господи, Элли, ну как тебе это объяснить! Это самое плохое, о чем можно говорить, даже близкие люди помалкивают, а ты вовсю болтаешь. Нельзя, просто нельзя. Если увидела, отвернись и сразу забудь. Улей сам разбирается со своими делами и не любит, когда за его работой подсматривают.

– Если нельзя говорить, откуда ты об этом узнала?

– Я в Улье не первый день и не всегда в Цветнике жила, я много чего знаю, что знать не должна. И да, Элли, если… – фиалка опасливо оглянулась. – Если ты видишь или слышишь что-то такое, о чем нельзя говорить, это значит – вскоре что-то случится.

– Что?

– Не знаю, Элли, что угодно может произойти, тут не угадаешь. Пошли уже, поспи, а я буду всю ночь дежурить, все равно теперь не усну.

– Я тоже.

– Тебе нужно поспать, ты очень постарайся. И не смотри на меня так, больше я тебе ничего не скажу, ты все уже узнала, больше мне сказать нечего.

– Не думаю, что все.

– А ты не думай, ты просто иди в дом и поспи.