--Мне не нужны Медные Горы,--подтвердил онсовершенно невозмутимо и добавил:--Я и половину всех других наместничеств готовотдать тебе.

Меня бросило в жар. Я даже слегка заикатьсяначала:

--Это... как-то... странно...

--Нет здесь ничего странного. Я предлагаю тебеперейти на мою сторону и разделить со мной добычу и славу.

--Именно мне?

--Да.

--Но почему?

--Я так решил...

Я вспылила:

--К черту!!! Объясни все сейчас же, иначе уменя голова лопнет! Перестань ходить вокруг да около! Почему ты не дал мнепропасть в ущелье!? Почему Василиса вне себя от ревности!? Говори все как естьна чистоту!

Он не удивился этому словесному всплеску ипояснил как можно сдержанней:

--Мы родственные души. Разве ты не чувствуешьэто? Мне это стало понятно еще тогда, в прошлой жизни. Я хочу, чтобы ты былавсегда рядом со мной.

--Ты что же... ты меня любишь?

--Возможно, так это называется у людей. Ноздесь это чувство имеет иные свойства.

--Никаких иных свойств любовь не может иметьнигде. "Первородная дочь земли",--так говорила одна моя знакомаябогиня.

--Поверь мне, она имела в виду совсем не то,что подразумевают под этим смертные.

--А что же?

--"Любовь, что движет солнце исветила", Беатриче. Это космос. Его невозможно постигнуть, но можно в негоповерить...

--Это слова Данте, а Данте был...

--Титаном. Который потом решил статьсмертным...

За нашими спинами раздался крик:

--Ненавижу!!!

Я вскочила с камня и обернулась на этототчаянный вопль. Все произошло в один миг: длинный нож, летящий прямо в грудьХамсина, брошенный рукой разгневанной белокурой красотки, которая только чтоподслушала весь наш разговор, и две стрелы, пущенных вороном в человеческомобличье, одна из которых сбила кинжал, и тот отлетел к моим ногам, а другаяпоразила ревнивицу прямо в шею. Верный Ильсар как всегда был начеку.

Я подбежала к Василисе. Она упала на мерзлую итакую нелюбимую ею землю тундры, ухватив обеими руками толстый стальной прут,торчащий из ее шеи, храпя и закатывая от ужаса глаза. Ее тело извивалось отболи, она не хотела умирать.

--Ю-Ю!--заорала я, что было мочи.

Получилось не слишком громко. Из-за всехпоследних потрясений я совершенно потеряла голос.

Он прибежал вместе с двумя десяткамигвардейцев, что были поблизости и наблюдали последнюю сцену. Но было ужепоздно.

--Расступитесь! Дайте же ей воздуха!--кричалдоктор, расталкивая солдат, наклоняясь над ней и пытаясь успокоить. Но все былонапрасно.

Глаза ее еще жили, пальцы цеплялись за чахлуютраву, скребли землю, каблуки сапог вонзались в грунт. Но это была агония.Через несколько мгновений закончилась и она.

--Все,--сказал черт, поднявшись с земли.

Я посмотрела на Хамсина. Его лицо все это времявыражало лишь праведный гнев. Поверженное тело его недавней любовницы невызывало у него больше никаких эмоций. Я обратилась к нему:

-- Как же ты можешь быть сейчас такимбезразличным? Она ведь любила тебя! Любила обычной, глупой человеческой любовьюбез всяких космических свойств. И ты сейчас не прольешь над ней ни слезинки?

Он ничего не ответил на это. Я отступила отнего на два шага.

--Вот что: мне не нужен твой космос... Ненужен! Он слишком велик для меня и слишком непонятен. Он не знает жалости исочувствия. В нем нет тепла. Он холоден, целесообразен, беспощаден... Тебе ненужно было становиться таким...

Нужно было куда-то убежать, куда-то спрятатьсяот всего этого. Я прорвалась сквозь толпу солдат, никто из них и не догадывалсяостановить меня. Выходка Василисы и ее смерть вызвали переполох. А в моейголове бушевали мысли, не одну из которых я не могла четко уяснить. Сплошнойосиный рой. Что теперь делать? Куда скрыться? Как все это забыть? Да что этисолдаты мечутся словно полоумные?!! Они не обращали на меня никакого внимания,наталкивались на меня, и целые их толпы неожиданно начинали превращаться встройные ряды. Командиры вдруг, перебивая друг друга, принялись орать, отдаваяприказы, смысла которых я и не пыталась понять. Я не могла никак вырваться изэтого хаоса и шума. Куда бы я не направилась, везде стоял гвалт топот, грозныеокрики и ругань. Наконец, я остановилась у подножья небольшого утеса. Здесьменя уже не затоптали бы.

Когда бурные мысли в моей голове немногоулеглись, а сердце успокоилось, я увидела, что весь огромный лагерь уже пришелв движение. Никто не сидел на месте. Все выглядело так, словно воины готовилисьпринять бой.

--Вот ты где?--неожиданно подскочилЮ-Ю.--Сейчас что-то будет.

--Что будет?

--Ты не в себе что ли? Еще бледнее стала, чемраньше. Наместники показались.

Они явились внезапно через пространственнуюдверь. Это значило, что с ними был кто-то, кто умел ее открывать. Ведь унаместников здесь не было силы. Возможно, это был даже Абарис или кто-то изстарейшин... Значит Троя не достигла столицы. Или не сумела прорваться...

Сказать, что я испугалась - ни сказать ничего.Я пришла в ужас и запаниковала. Я до последнего надеялась, что этот бой несостоится никогда. Я уселась возле того самого утеса в стороне от всей суеты,словно озлобленная моська, которая понимает, что лаять уже бесполезно. Я... Ябыла бесполезна любой из сторон. Как бы я ни старалась и что бы нипредпринимала, все случилось именно так, как предполагал Хамсин. Наместникиявились именно туда, куда он хотел. Мне оставалось лишь наблюдать. История шламимо меня...

Бой уже завязался где-то на переднем крае, я немогла его видеть, но слышала крики и лязг металла. Суета вокруг меня непрекращалась ни на миг. А мне очень хотелось закрыть уши руками, зажмуритьсякрепко-крепко до боли и цветных кругов в глазах. А еще лучше убежать. Невозможностьпредпринять хоть что-то тяготила меня, словно повисший на шее камень. Я нехотела становиться ни на ту, ни на другую сторону. Это противоречие,раздиравшее меня с тех пор, как я узнала о планах Хамсина, сейчас готово былоразорвать на куски мое сердце.

Звуки боя становились слышней и пронзительней.Я поднялась с промозглой земли и направилась к одному из командирских шатровпочти бездумно. Моему метущемуся разуму нужно было хоть какое-то занятие, иначея рисковала лишиться его. Я позволила ему управлять моими неточными движениями.На полу палатки грудой было свалено оружие. Я вытащила из кучи один из мечей,слишком тяжелый для меня, покрепче завязала тесемки своего плаща. Под ногипопался круглый щит с продавленным рельефным рисунком. Его я тоже взяла.