Богдан разглядывал существо, которое, сидящее, ростом было почти с него. А голем рассматривал мальчишку, и Анна чувствовала эхо чужих эмоций, главным в которых было, пожалуй, любопытство.

– Еще одно преимущество в том, что «друга» предупредят, если сочтут, что поведение его вышло за рамки дозволенного.

Голем издал низкий утробный звук.

– Примерно так, – Глеб кивнул, благодаря за демонстрацию. – Следующий статус – «гость». «Гостя» никогда не оставят наедине с хозяином. Расстояние, на которое ему дозволено будет приблизиться, исходит всецело от того, насколько опасным его полагают хозяин и голем. Если же голему покажется, что жизнь и здоровье хозяина находятся под угрозой, то предупреждать он не станет.

Челюсти щелкнули в волоске от пальцев Богдана, и тот побелел.

– Не шути так, – велела Анна, дернув существо за ухо.

Надо будет ему имя придумать.

– Друг, – сказала она, и голем послушно ткнулся носом в ладонь мальчишки, фыркнул и отвернулся. Хотя ему все равно было любопытно.

– Анна…

– Вы же не думаете, что они представляют угрозу для меня?

Глеб лишь пожал плечами.

Не думает? Или ему все равно?

– Вы слишком беспечны.

Существо заворчало.

Ему не нравилось, что кто-то упрекает хозяйку и… и вообще не нравилось. Этот человек, сила которого была для голема очевидна, представлял куда большую опасность, чем все остальные, вместе взятые.

Только хозяйка его не боялась. Совсем.

Вернулся Глеб ближе к полудню.

Оставлять Анну наедине с учениками не хотелось, вот категорически, но ее проклятье вновь начало расти. Пока изменения были едва заметны, однако само их наличие говорило, что времени у них осталось мало.

И у нее есть голем. Донельзя странное существо, которое казалось куда более разумным, нежели Глеб себе представлял.

– Ну как?

Земляной сидел на кухне и уминал вареники. Перед ним стояла огромная миска, наполненная варениками до краев. На куче медленно оплывал кусок сливочного масла, блестел еще не растаявший сахар, и вид у Земляного был до отвращения довольным.

– Если твоя тварь до ужина никого не сожрет, будет просто замечательно.

– Не сожрет, – сказал тот, насаживая на вилку очередной вареник. – Будешь? Нас кормят!

– Буду. Что у тебя…

– Ничего. Во-первых, нас здесь не любят…

Миска с варениками появилась точно по мановению волшебной палочки. И масло. И сахар. И кружка с крепким черным чаем.

– Это и без тебя знаю.

– Во-вторых, очень не любят. Настолько не любят, что, будь их воля, на костер отправили бы. Может, еще и отправят, – он замолчал, разглядывая очередной вареник. Полукруглый, аккуратный, с пухлым брюшком, сквозь которое просвечивал желтоватый творог, и мягким краем. – И вот это, я скажу, ненормально – на меня пару раз собак спускали.

Это они зря. Животных всегда было жальче, чем людей.

– Грозились вилами, проклинали. Кстати, даже со знанием дела. Так вот, одного убийства для такой нелюбви маловато. – Вареники Земляной отправлял в рот целиком. – Поэтому, если хочешь знать, это все неспроста… и дерьмово. Послал записку градоправителю. Пусть выделит кого из местных, а то с нами даже говорить не станут. И спрашивается: почему?

– Потому что боятся. – Марьяна забрала у Земляного опустевшую миску, заменив новой.

Куда в него столько влезает-то.

– И чего, простите?

– А кто их знает… – женщина пожала плечами.

– Вы?

– Со мной не больно-то, у меня муж темным был, это помнят, да… – она замялась. – Только слухи ходят, что темные город под себя подомнут. И будут творить непотребства.

– Какие? – в Земляном проснулся его обычный ненормальный энтузиазм.

– Грабить. Насильничать. Не знаю, что там еще…

– Да, – слегка разочарованно протянул Земляной. – Хреновато у вас с фантазией… А откуда слух пошел?

– Слух же, – Марьяна вопросу явно удивилась. – Сам собою появился.

– Ага, сам собою… Мы тут пару дней всего, даже ничего сделать не успели, а слухи, стало быть, гуляют.

– Какие еще слухи гуляют? – поинтересовался Глеб.

Вареники, стоило признать, были хороши. Несладкие, в меру мягкие, но не расползающиеся при каждом прикосновении. И пахло от них… по-домашнему.

– Так… всякие… на рынке сказывали, что скоро конец света.

– Дату не называли?

– Алексашка!

– Что? Может, называли, а я не готов.

– Еще говорят, что скоро указ выйдет воевать.

– С кем?

– Да по-всякому… кто с канадцами говорит, кто на англичан думает. Еще говорят, что Некозова, которая балерина, от его императорского величества младенчика родила.

– Нет, – Глеб прервал откровения, которые изрядно портили завтрак. Или уже обед? – Про сам город… может, что-то новое происходит? Или должно произойти?

– Новое? – женщина прикусила губу и задумалась. – Да чего тут нового быть может? Разве что говорят, что скоро от Хельгиной косы в море ходить неможно будет. Там вроде как градоправитель землю прикупил, строить чего будет, а чего – никто не знает.

Она отвернулась и загремела посудой, показывая, что разговор окончен. А Земляной выразительно приподнял бровь.

Строить? Еще бы глянуть, где эта самая коса находится. Только имелось у них еще одно дело, которое дальше было невозможно откладывать.

– Дед ответил? – спросил Глеб тихо.

А Земляной покачал головой.

Плохо. Очень плохо. Что-то подсказывало, что без деда они не справятся.

В подвале было по-прежнему тихо и прохладно. Остался на полу старый круг, и стоило бы нанять кого для уборки, но если ненависть и вправду сильна, то не пойдут.

Даже за двойную плату не пойдут. Побоятся. И их с Земляным бояться будут меньше, чем своих.

– Кровь?

Глеб подал шприц.

– Запасливый ты, как погляжу… – Земляной закатал рукава рубашки.

– Может, я?

– У меня легче выйдет, да и надо куда-то потратиться, а то ж знаешь, давно на меня собак не спускали. И главное, матерые такие волкодавищи. А ведь я к ним со всей душой.

Чертил Земляной быстро, почти не глядя на рисунок.

– И проклятьем… А один старикашка обозвал отродьем, мол, не зря нас раньше жгли. Плохо, что пожгли не всех. А главное что? Главное, у самого у меня такая же мыслишка…