Почему я в тот момент послушала его? Почему Настя в ту же секунду вспорхнула с табуретки, стоявшей рядом с Дэном, и, схватив меня за руку, утащила в комнату? Да бог его знает. Вот так нам захотелось. Просто взять и беспрекословно послушаться мужчину, которого хотелось слушаться.

Но!

Дамы были бы не дамами, если бы, громко процокав до моей спальни, не вернулись бы на цыпочках обратно, приникнув ушами к щелочке в неплотно закрытой кухонной двери.

– Дэн, ты лично знаком с этим дурно воспитанным мужчиной средних лет? – на удивление спокойно обратился Макс к моему сыну.

– Ни разу не видел раньше, – после секундной запинки ответил сын.

– Может, ты узнал его голос? Возможно, он звонил тебе на протяжении последних восемнадцати лет на регулярной основе? – тоном завзятого адвоката продолжил допрос господин Шереметьев.

– Никак нет, Максим Владимирович. Голос не слышал ни разу. Я бы запомнил. Память-то у меня отличная, – отрапортовал понятливый дитятко.

– А как он, позволь уточнить, проник в вашу квартиру?

– Э-э-э, обманным путем, я бы сказал, – судя по голосу, явно сдерживая смех, ответил Дэн. – Сказал, что он мой отец.

– А на самом деле?

– Да в глаза я его не видел. Был бы отцом, разве пришел бы первый раз сейчас, а не восемнадцать лет назад?

– Э, малой, тормози, тормози. Я ж те сказал, что это мамашка твоя украла тебя у меня. Можно сказать, лишила радости отцовства, – запротестовал «заслуженный», а вернее «заслуживший» уже ну хоть какую-то кару небесную.

– Да ладно! А мне она сказала, что развелась с вами, потому что вы избили ее, беременную мной. По факту, вы подняли руку и на нее, и на меня.

– Да ладно тебе, Данилка. Так уж прямо избил. Ну, поучил уму-разуму маленько. Это ж баба, ее ж к порядку по-другому не приучишь.

– Вы говорите о моей матери! Смените тон!

– Ты чё, на батю голос повышаешь, щенок? Я те щаз…

– Дэн, остановись. – Неузнаваемый голос Макса прошелестел наждачкой. – Вполне возможно, экспертиза ДНК покажет, что этот павиан действительно является твоим биологическим отцом. Так что не стоит.

– Максим Владимирович, а дети могут отказаться от родителей, которые отказались от них?

– Ну, суд не может обязать тебя любить биологического родителя, но может попытаться обязать платить ему алименты в случае его инвалидности и потери работоспособности.

– Ты чё буровишь, юрастик? Какая инвалидность? Жить надоело таким красивым? Так я сейчас поправлю. – Наглый тон сопровождался скрипом табуретки, явно отодвигаемой от стола.

– О, где-то это я уже слышал, – хмыкнул Макс. – Это у вас, Дэн, семейное?

– Не приведи господи. Случайное совпадение, Максим Владимирович, – повинился сынуля, скорее всего припомнив эпохальную битву титанов в ночном клубе. – Секундочку, я вот эту кружечку уберу подальше. Это мамина любимая. И вообще, я считаю, что на счет раз-два-три надо открыть дверь, выйти всем из любимой маминой кухоньки, а еще лучше из любимой маминой квартирки и продолжить беседу за ее пределами. Правда, мамуль? – прикрикнул сына.

– Настя, назад, бегом, – скомандовала я, услышав сыновнее нарочито протяжное «Р-р-раз».

Господи! Я всю жизнь была кроткой, милой, спокойной, миролюбивой девочкой, девушкой, женщиной. Я постоянно сглаживала конфликты, зарождающиеся в пределах моей видимости и слышимости, страшно не любила спорить, дискутировать, в общем, наверное, это и называется трусостью. Когда сын изъявил желание заниматься боксом, я была против, умоляла его, уговаривала заниматься плаванием, шахматами, легкой атлетикой, да чем угодно. Но сын настоял. Мужик, чё. И смотреть на то, как он дерется, я научилась далеко не сразу. И каждый бой воспринимала как тяжелейшее испытание для собственных нервов.

Но сейчас…

Я страстно хотела, чтобы человек, испортивший мою жизнь, понес наказание. Чтобы он на своей шкуре испытал то, что пришлось по его милости пережить мне.

Я ЖАЖДАЛА крови! Я МЕЧТАЛА услышать хруст ломаемого носа и стук выпавших на пол выбитых зубов. И самое главное, странное и удивительно прекрасное – я ни на секунду не сомневалась в том, кто выйдет победителем в этой схватке.

И господь услышал мои молитвы.

Может, козлище и был когда-то боксером. Возможно, он на самом деле где-то подрабатывал тренером. Наверняка он мог шугануть сопливых подростков или пьяненьких бомжиков. Против Макса у него не было ни единого шанса.

А я… Я ощущала себя прелестной Натальей Гончаровой и Авдотьей Истоминой, Рейчел Джексон и Анной Бинетти, прекрасной дамой на рыцарском турнире, изящной ланью и невинно чистящей серые перышки уточкой, – словом, женщиной, наблюдающей за схваткой сильнейших самцов, из которых ОНА выберет того, кто ей по нраву.

Вы думаете, что уличная драка отпугивает мирных обывателей?

Как бы не так.

Возможно, в это время по телевизору не шло ни одного популярного шоу, не крутилось ни одного из надоевших уже до оскомины сериала, не показывали ничего достойного внимания моих соседей. И поэтому выкатившаяся из подъезда куча-мала привлекла массу самого живейшего внимания. В зимних сумерках засверкали десятки голубоватых светлячков – «сам-себе-режиссеры» снимали очередной сюжет для личных каналов ю-тьюба, заранее предвкушая тысячи лайков и просмотров. И хотя происходящее на глазах больше напоминало избиение младенцев, мне ни капельки не было жаль небритого «младенца».

Макс его не бил. Увы мне, кровожадной. Он его воспитывал. Знаете, как воспитывают нагадивших в хозяйский ботинок котят? Тыкают носом. Вот и Макс тыкал. Как бы бывший – даже мысленно я не хотела произносить его имя – ни крутился, как бы ни пыжился, каждые две-три секунды он получал… по попе. Ну, иногда подзатыльник. Иногда по ушам. По рукам, что распускал вечно. Пару раз отхватил хлесткие пощечины – вроде даже не больные, но совершенно точно унизительные. Пару раз Макс оглянулся на меня, как будто даже что-то переспрашивая. Что-то. Собственно, я потом даже припомнила, что именно он переспрашивал. Совсем капельку мне, конечно, было стыдно за то, что я орала: «Наподдай ему, Макс!» Ну да. Каюсь. Но только перед Максом. Потому что надо было кричать разборчивее, а то он отвлекся и чуть не пропустил подленький хук с левой. Но не пропустил. Успел.

А потом нас замели.

Опять.

Только Дэн с Настюшей успели спрятаться в подъезде. А нас троих забрали все в то же знакомое отделение. С тем же самым грустным дежурным, загрустившим еще больше при виде Макса.

– Опять вы, господин Шереметьев. Мне из-за вас и в прошлый раз прилетело, опять прилетит? – печально вздохнул он, заполняя рапорт.

– Новый год же на носу. Пора чудес. Чтобы не прилетело ничего лишнего, товарищ лейтенант, надо загадать желание, – посоветовал довольно улыбающийся Макс.