– Да, свет мой, – удержал я мою резвую на месте. – И я очень хочу провести его с тобой. Только вдвоем. Ты и я. Сделаешь мне такой подарок? Самый лучший для меня.

Светуля резко вдохнула. Притормозила нечто привычное готовое сорваться с ее языка. Выдохнула. Улыбнулась и чуть покраснела. Твою же дивизию, у меня от этой улыбки дух перехватило и свинцовая труба за полвдоха ниже пояса образовалась.

– Конечно. Хорошо, что завтра воскресенье.

– Это точно. Что возвращает нас с тобой к некоторым рабочим моментам. Ты точно хочешь уволиться?

Светочка неуверенно покачала головой.

– Макс, мне страшно так резко менять опять полностью свою жизнь, – честно призналась она. У меня сегодня точно праздник.

– Я понимаю, хорошая моя. Мне тоже будет очень неудобно лишиться в одночасье такого на самом деле незаменимого во многих смыслах помощника. Но я понимаю и тебя тоже – работать в одном помещении с тобой мне сейчас совершенно невозможно без того, чтобы не желать видеть тебя, осязать, обонять, прикасаться к тебе. Но, прикоснувшись к тебе, я уже не могу думать о работе. Что ты скажешь, если я предложу тебе перейти временно на удаленную работу?

Не хочу, как же я этого не хочу на самом деле, но надо, потому что с ней я не мужик и не профи, а пустоголовый подросток с перманентным стояком.

– Ну, это неожиданно и пока непонятно, но я обещаю подумать и сделать максимально удобным для тебя.

– Для нас, свет мой. Для нас.

Я ощущала себя навеселе. Пузырем с содержимым легче воздуха. Земли не касающейся, пусть и провела последние сутки, почти не отрываясь от простыней. Под Максом, укутанная в его руки, наверное, чтобы просто не улететь под потолок. Я – Джон Картер на Марсе! Могу не ходить, а совершать прыжки на сто метров ввысь и все такое. Потому что счастлива.

Такое потрясающее чувство легкости, свободы, головокружения и сразу же защищенности, созданной не собственными силами, а идущей извне. Это как… Господи, неудачница я по жизни, мне и сравнить-то не с чем, впервые же! Конечно, общность, контакт со своим ребенком – это тоже потрясающая форма единства с другой живой душой, но вот когда то же самое ощущаешь с мужчиной – это совсем иное измерение. Вот, видно, какое оно в лицо – простое бабское счастье! А я, дура, и не знала. Влюбленной была вроде, а вот этого самого так и не испытала.

– Если бы я так до безобразия не хотел прихвастнуть тобой, выйдя в люди, то черта с два дал бы вылезти из постели, – проворчал мой Шереметьев, беспардонно мешая мне одеваться.

Совался облапать и поцеловать каждую часть тела, которую я облачала в ткань. А я хихикала, ну ей-богу, как самая настоящая дурочка, наслаждаясь тем, что выходило и щекотно, и приятно, и на душе так тихо-тихо, тепло-тепло.

– Можем и не идти, – пожала я плечами. – Закажем всякие вкусности домой. Или, хочешь, сама приготовлю?

– Нет уж! День рождения у меня, так что я, как капризный новорожденный, желаю первое настоящее свидание! Цветы, ресторан, обжимания на грани приличий в такси, поцелуй на прощанье у подъезда, который внезапно превратится в бурную ночь!

– Какие цветы предпочитаешь? – подколола я его.

– Любые, кроме роз цвета прыщей на бледной заднице всяких лощеных индюков! – фыркнул Макс, в который уже раз накрыв ладонью мою грудь. – Свет мой, а тебе домой обязательно?

– Макс, а в ресторан я прямо так тебя и поведу? – указала я на свой походный вид.

– Водить по ресторанам в нашей семье тебя буду исключительно я, – куснул он меня за шею. – Сейчас же можно все по интернету заказать. Как насчет платья и всего остального?

– Любимый, тебе тут не столица! Да и надо мне домой заскочить.

Спорить больше мой невозможный мужчина не стал, только пару раз продефилировал по комнате голышом в приподнятом настроении, якобы что-то разыскивая, и вскоре уже стоял одетым, с моими сапогами в руках.

На подъезде к дому я немного занервничала. Не пригласить Макса со мной подняться – это форменное безобразие, что никак не укладывалось в нашу новую общую формулу жизни. Но Дэн мог быть дома, а портить такой день их стычкой тоже ой как не хотелось. Однако Макс с улыбкой заявил, что ему как раз нужно кое-куда смотаться, и он подъедет через час. Я заподозрила, что он просек мои метания и просто решил снять повод для них с повестки дня. Устыдилась и восхитилась одновременно, да настолько, что, поднимаясь домой, шмыгала носом и терла глаза. Как мне так могло повезти? Вот за что? То есть… он у меня вообще настоящий? Вдруг сейчас проснусь, и ничего такого и в помине нет?

Дома было пусто, хоть чайник на плите был еще теплым, а миска Стасика полной. Значит, дети отчалили совсем недавно. Я даже постояла минуточку на кухне, прислушиваясь к себе и понимая, что прежней паники от факта, что мой сынуля взял и вырос и теперь готов пробовать жить отдельно, уже не ощущаю. Эх, эгоистка я, видимо, да еще какая! В его отъезде меня пугало больше, очевидно, как я буду одна, а не что его первая попытка самостоятельности может обернуться крушением иллюзий или надежд. В конце концов, всем бывает столько лет, когда вот оно, пора! Правда, иногда это время сильно разнится, а кое-кто так на подобный эксперимент никогда и не решается. И не у всех получается с первого раза, бывают ошибки, разочарования, просто сам взгляд на жизнь меняется. Был бы цел, а для всего остального: пожалеть, приютить, дать подзатыльник, прочистить мозги у него всегда была, есть и буду я.

Подхватив обратно свою летательно-порхательную волну, понеслась в ванную. Я сто лет в принципе на свидания не собиралась, а уж так быстро и на столь несравнимо важное вообще никогда.

Но предвкушение работало как самое настоящее высокооктановое топливо, на котором я носилась как угорелая, так что умудрилась собраться на десять минут раньше возвращения Макса. Присела на диван, с которого на меня со вселенской печалью и оттенком осуждения взирал развалившийся Стасик.

– Все же будет хорошо? – обратилась я к нему и сама же и ответила, потягиваясь погладить: – Естественно будет!

В ответ, само собой, заработала недовольное фырканье и «не трожь королевскую особу, недостойная» взгляд, но настроения это не испортило, и открывать дверь я мчалась разве что не в припрыжку.

Первое свидание господин Шереметьев организовал, как и задумал, – идеально классическим. Макс в роскошном костюме и белоснежной рубашке, что столько дней были моим натуральным искушением на работе. Улыбающийся так, что мое сердце забарахталось, утонув в этой улыбке, и одаривший меня комплиментами, но не забывший стиснуть мою ягодицу и прошептать на ушко непристойность, так что все тело загорелось. Совсем не огромный, но поразительно стильный букет из белых орхидей и синих цветов неизвестного происхождения имел место, но мы просто взяли и оставили его дома. Ресторан тоже был, но кто бы спросил меня об интерьере или кухне – ответа бы не получил. Я совершенно не помню, какого цвета скатерти лежали на столах и что мы ели. Я понятия не имею, видели ли нас там знакомые и не понеслись ли уже по городу слухи.