Выселки

– Конечно, знаю, – кивнул старейшина. – Латышев Сашка и Рябов Егор. А зачем ты их морды кажешь?

Майор милиции, усмехнувшись, выложил на стол еще несколько фотографий. Старик, подслеповато щурясь, посмотрел на снимки.

– Они того?… – удивленно произнес он. – Когда же их и где?

– Далеко отсюда, – ответил майор. – Денова они вели. Троих егерей убили и пятерых наших положили, сволочи!

– Ну, ты это, – проговорил старик, – погодь лаяться-то, они ж дома уже двенадцать дней лежат, болеют.

– Пошли к ним. – Майор поднялся. – Посмотрим, что за болезнь у них такая.

– Пятерых убил? – переспросил Афанасий Семенович. – Значится, выхода не было у Ваньки, – вздохнул он. – Ежели не он их, они б его убили. И Латыша Сашку, значит, там же положили, и Егора Рябого. Отходили свое мужики. Надо будет бабам ихним деньжат подбросить.

– Ты всегда чужую жизнь деньгами меришь, – вздохнула жена.

– Понимаете, – испуганная и растерянная молодая женщина развела руками, – он болел все эти дни, а тут встал с утречка и куда-то…

– Хватит, Галина Ивановна, – остановил ее Лебедев. – Кто надоумил вас говорить, что ваш муж болен? И как давно его нет?

Она опустила голову.

– А сколько ему дадут? – тихо спросила она.

– Пожизненно, – усмехнулся майор милиции. – Узнаете? – Он достал пять фотографий. Женщина несмело шагнула к столу. Посмотрела на фотографию, ахнув, отступила назад и опустилась на диван.

– Кто его послал за Деновым? – спросил майор.

– Так зверь этот, – заголосила Галина, – Афанасий! Денов! – Он уткнулась в ладони.

– Хватит! – рявкнул майор. – Пиши, – он положил на стол бумагу, – как узнала, что твой муж, Александр Латышев…

– Ничего писать не буду, не заставишь. – Она сухими глазами уставилась на милиционера.

– Вот и верь бабским слезам, – хмыкнул майор.

Лебедев изумленно посмотрел на женщину:

– Но ведь ваш муж погиб из-за Афанасия Денова, а вы…

– Он им денег даст, и все дела, – усмехнулся майор. – А если она слово вякнет, то вполне может и с жизнью расстаться. Пошли к Рябовой, хотя и там то же самое будет. Вот и закрыли поселок, ядри твою в корень! Видно, Рябов с Латышевым сразу вышли. Вполне возможно, они и в поселке Оленёк сработали. И догадались же гады, бороду рыжую сумели Денову приклеить. Поэтому особо и не проверяли их на постах. Тем более указание было – пропускать, если назовут свои фамилии.

– Но как Денов мог это знать? – спросил Лебедев.

– Латышев участвовал в поиске двух бежавших с поселения. Они по пьяной лавочке троих зарезали и в сопки подались. Тоже привлекали егерей. А Латышев как раз тогда и был егерем. Да и кто будет тщательно проверять, если из штаба поиска о них сообщили? Конечно, без сопровождения нельзя, но многие «нельзя» нарушаются постоянно. Поэтому и чехарда у нас такая. Но вот мне непонятно, как они могли пост перебить. Пять человек и наблюдатель на сопке. Что-то там странное случилось, не могли парни так легко подставиться. Тем более капитан Востряков – опытный мужик, воевал в Чечне. Странно…

– Да ничего они ментам не скажут, – уверенно заявил Афанасий. – А вот Ивану тяжеловато будет. Он сейчас в скалах у Оленька, больше негде ему быть. Жаль, понятное дело, Рябого и Латыша, но рано или поздно все одно им конец наступил бы. Кровушки они много пролили, а расчет, один хрен, будет. Ты когда за Лешкой отправишься?

– Так невозможно пока, Афанасий Семенович, – напомнил парень. Все уже готово, но никого из поселка не выпускают. Но как только, так сразу и поедем.

– Башковитый ты, Пашка, мужик будешь, – кивнул Денов. – Ежели хозяина не поменяешь, вполне можешь годков через десять и сам руководством заняться. Правда, хлопотное это дело. Но без хлопот сухим будет рот, – подмигнул он парню. – Ты мне вот что ответь, только правду режь, не люблю тех, кто лукавит. Бога-то уважаешь?

– Да не то чтоб готов жизнь положить за веру, – пожал плечами Павел.

– Понятно. Ванька так же говорил. Жениться еще не надумал?

– Да нет, сначала надо в жизни место занять.

– Верно мыслишь, парень! – Денов хлопнул его по плечу.

– Афанасий Семенович, – в дом вошел бородач, – Галка Латышева и мать Сашкина до вас пришли.

– Пусти, – откликнулся Денов. – И когда Рябовы появятся, тоже пусть зайдут.

– Что ж ты, старый хрен, сына моего на погибель отправил? – ворвалась в комнату седая женщина. – Сашка за тебя жизнь свою положил, а ты…

– Бедствовать не станешь, – сурово проговорил он. – А слова твои прощаю как матери, сына потерявшей. Отведите ее домой.

Женщину силой вывели из комнаты.

– Ну а ты что, голуба, скажешь? – спросил он Галину.

– Да что я скажу… Без мужниной опеки и без мужской силы я осталась. Двое детей, один другого малее. Вы бы, Афанасий Семенович, посодействовали, чтоб кто-то из ваших захаживал и работу мужицкую исполнял.

– По двору али в постели тоже? – подмигнул он. Галина опустила голову.

– И конечно, деньгами чтоб не обидели, – негромко проговорила она.

– Вот бабы пошли! – хмыкнул Денов. – Все у тебя будет, я семьи своих верных мужиков не оставляю. Иди с миром.

Тикси

– Да, – сказал врач, – у обоих сильные ушибы в области височной кости. К смерти такие удары не приведут, но потеря сознания обеспечена.

– Подождите, док, – нахмурился мужчина в штатском – то есть вы хотите сказать, что солдат сначала оглушили, а уже потом…

– Именно так.

– Я вам говорил, Михаил Павлович, – напомнил капитан ФСБ, – мне сразу там что-то не понравилось. Не могли солдаты, находясь в сознании, подпустить того, кто в них стрелял. И след. Там, конечно, все затоптали, но след через кустарник. Кто-то подошел к ним, а потом вернулся на открытое место и…

– Где Умкин? – спросил Михаил Павлович.

– Он ранен и находится в хирургическом отделении, – ответил подполковник милиции.

– Кстати, о его ранении, – вмешался врач. – Он получил пулю метров с трех, то есть там, где лежал. Это мне тоже показалось странным.

– Спасибо. – Михаил Павлович вышел. Капитан и еще трое офицеров последовали за ним.

– Кто это? – тихо спросила женщина в белом халате.

– Федеральная служба безопасности, – ответил врач. – Михаил Павлович Толин, боевой мужик. По молодости Афганистан прошел, в Чечне был не единожды.

«Кажется, пора уносить ноги, – мысленно усмехнулся лежащий на кровати Умка. – У дверей двоих поставили. Я понадеялся на свой ум, а менты, видать, тоже не топором деланы». – Придерживая заклеенную рану на боку, он осторожно поднялся и подошел к окну. – Пятый этаж плюс мороз, – пробормотал он. – Далеко не уйду. Похоже, кончился твой фарт, Умка, Белый медведь. – Он осторожно сел и закурил.