Он засмеялся и, глядя в ее большие холодные серые глаза,думал: «Что чувствуют ее пациенты, глядя на нее, перед тем как начинаетдействовать анестезия?»

– Я знаю это, милая, – сказал он. – Когда мыприедем туда, когда встретимся с Юрием, я хочу узнать все, что известно ему, яхочу быть там вместе с вами. Я не говорю, что обладаю вашими способностями иливашим хладнокровием, но хотел бы быть там с вами.

Она кивнула.

– Кто знает, Роуан, – продолжал он. – Бытьможет, вы найдете какое-нибудь дело и для меня.

Ярость вновь охватила его и готова была выплеснуться наружу,но он сумел спрятать ее поглубже и отвернулся, чувствуя, что краснеет.

Роуан заговорила вновь, и голос ее звучал теперь по-новому:он приобрел глубину и тембр его изменился.

– Майкл, я люблю тебя. Но я знаю, что ты добрыйчеловек. А я, с некоторых пор, уже не добрая женщина.

– Роуан, ведь ты так не думаешь.

– Нет, я думаю именно так. Ведь я была с гоблинами,Майкл, я была там, во внутреннем круге.

– Но ты вернулась назад, – возразил он, сноваглядя ей в глаза, стараясь справиться с чувствами, которые разрывалидушу. – Ты снова Роуан, и ты здесь, и есть другие чувства – не толькоместь, – ради которых стоит жить.

Разве это было не так? Он не пытался нарушить ее покой,вывести из полубессознательного состояния. Только гибель Эрона сотворила эточудо, возвратив ее к жизни.

Если он не поспешит изменить ход мыслей, то снова можетутратить самообладание. Боль столь велика, что он вот-вот лишится способностиконтролировать себя.

– Майкл, я люблю тебя. Я очень люблю тебя. И знаю, чтоты страдаешь. Не думай, что я этого не понимаю.

Он кивнул, показывая, что верит ей, но, быть может, он лгалим обоим.

– Но ты не понимаешь, каково быть такой женщиной, какя. Я была там уже при рождении, я была матерью. Я была причиной, можно сказать– ключевым инструментом. И поплатилась за это. Я платила, и платила, и платила.Теперь я уже не та. Я люблю тебя так же, как любила всегда. В этом у меняникогда не было и нет сомнений. Но я уже не та и не могу быть прежней – и язнала это, когда сидела там, в саду, не способная отвечать на твои вопросы иливзглянуть на тебя и обнять. Я знаю об этом. И все же я любила тебя. И люблютебя теперь. Ты понимаешь?

И снова он кивнул.

– Ты хочешь сделать мне больно, я знаю, – сказалаона.

– Нет, не сделать тебе больно. Не то. Не оскорбитьтебя, а только… сорвать эту твою маленькую шелковую юбку и этот блейзер, таквеликолепно сидящий на тебе, и дать тебе понять, что я здесь, я – Майкл! Этопостыдный поступок, мерзостный, не так ли? То, что я хочу владеть тобойединственным способом, которым умею, потому что ты не допускаешь меня, покинуламеня, ты…

Майкл замолчал. Такое иногда случалось с ним и прежде, когдав разгар нарастающего всплеска ярости он осознавал всю бесплодность того, чтоговорил и делал. Он увидел бессмысленность своего гнева и осознал в этот моментвысшего просветления, что больше так жить не может, что если это будетпродолжаться, то не приведет ни к чему, кроме его собственного страдания.

Он сидел тихо, чувствуя, что приступ ярости постепеннопроходит. Он чувствовал, как расслабляется тело и внутри разливается пустота.Он откинулся на спинку сиденья и снова взглянул на Роуан.

Она по-прежнему смотрела на него, но не выглядела нииспуганной, ни печальной. Он задумался, было ли ей в глубине души скучно и нехотелось ли ей, чтобы он остался дома, в безопасности, в то время как она самабудет планировать дальнейшие шаги в предстоящей борьбе.

«Отгони подобные мысли, – приказал себе Майкл, –потому что если ты этого не сделаешь, то никогда впредь не сможешь полюбить ееснова».

А он любил ее. И в этом никогда не возникало даже каплисомнения. Он любил ее силу, ее хладнокровие. Так было и в ее доме в Тайбуроне,когда они впервые совершили это под голыми балками крыши, когда они говорили иговорили, не умолкая ни на минуту, не подозревая о том, что вся их дальнейшаяжизнь будет постоянным движением навстречу друг другу.

Он потянулся к ней и коснулся ее щеки, отметив про себя, чтовыражение ее лица при этом не изменилось, что она полностью владеет собой, какэто было всегда.

– Я действительно люблю тебя! – прошептал он.

– Знаю, – ответила она.

Он едва слышно рассмеялся.

– Ты знаешь? – Он сознавал, что улыбается, и этодоставляло ему удовольствие. – Ты действительно знаешь!

– Да, – слегка кивнула она. – Я боюсь затебя, и всегда боялась. Не потому, что ты безвольный, несостоятельный, нетакой, каким должен быть. Я боюсь, потому что чувствую в себе такие силы,которых нет в тебе, но которые есть у других людей – у наших врагов, убившихЭрона, – силы, рождающиеся из полного отсутствия угрызений совести.

Она стряхнула пылинку с маленькой узкой юбки. Когда онавздохнула, мягкий звук этого вздоха, казалось, наполнил всю машину – словноаромат ее духов.

Она склонила голову – едва уловимый жест, который позволялее мягким и длинным волосам будто рамкой окружить лицо. И когда она сновавзглянула вверх, ее ресницы показались ему особенно длинными, а глаза –одновременно и прекрасными, и загадочными.

– Назови это колдовством, если хочешь. Быть может,именно в этом все дело. Возможно, суть вовсе не в генах, а в физическойспособности совершать поступки, которые недоступны нормальным людям.

– В таком случае у меня есть эта способность, –сказал он.

– Нет. Вероятно, длинная спираль оказалась у тебяслучайно, – предположила она.

– Случайно? Как бы не так! – возразил он. –Меня выбрали для тебя, Роуан. Это дело Лэшера. Много лет назад, когда я еще былребенком и остановился у ворот особняка, он выбрал меня. Как ты считаешь,почему он это сделал? Не потому, что я показался ему хорошим человеком,способным уничтожить его с трудом завоеванную плоть, – нет, разумеется,дело было совсем не в этом. Все дело было в ведьме, жившей внутри меня, Роуан.Мы происходим из одного и того же кельтского клана. Ты знаешь об этом. Я сам –сын рабочего, а потому ничего не знаю о своей истории. Но мой родпрослеживается до самых истоков твоего… Власть происходит оттуда. Она была уменя в руках, когда я мог прочесть прошлое и будущее человека посредствомпростого прикосновения к нему. Это было и тогда, когда я услышал музыку,исполняемую призраком специально для того, чтобы привести меня к Моне.