рука», оставленная по какому-то случаю конвоирами джиннов.

В этом зале ещё работали кое-какие системы обслуживания камеры омерзительной конфигурации, подчёркивающей негуманоидный облик тюремщиков. Почти все аппараты зала крепились к его стенам и походили на отдельные органы живых существ, отнюдь не напоминавшие земные технические комплексы.

Сначала Дарислав подумал, что видит цифранж – виртуальный голографический пейзаж, какими на Земле пользовались все учреждения, заводы, фабрики, спортивные и культурные центры. Но вскоре убедился, что техника тюрьмы не опиралась на цифровые преобразования, применяя какие-то невероятные с точки зрения человека технологии.

Главным узлом интерьера, несомненно, являлся сам пленник.

Глыба не то металла, не то жидкого материала, очертаниями напоминающая голову-мешок осьминога, шевелилась, меняя цвет, внутри прозрачной сферы диаметром около полусотни метров, которая висела над полом зала на высоте нескольких метров. Сходство с осьминогом подчёркивали два десятка жилистых отростков, напоминающих щупальца, поддерживающие пленника снизу.

Его нижняя часть была почти чёрной, как у большинства щупалец. Верхняя часть купола «головы» светлела до серого оттенка.

Глаз у этого создания не было, но вбежавшие в зал космолётчики сразу почувствовали на себе взгляд, породивший в их душах страх.

Катер исследователей находился в зале.

Он стоял на полу, разрубленный пополам каким-то чудовищным лезвием, мигая красным индикатором на корме.

Рядом с катером на буграх мха (с виду) лежали недвижные тела двух космолётчиков. Ещё один был виден в кабине через щель, пробитую неведомой секирой и отхватившей его руку.

Четвёртый член группы, Артур Голенго – на его плече мигал личный шеврон, – лежал в паре метров от металлической штанги, соединявшейся с прозрачной сферой над ним. Таких штанг было пять. Кроме того, сферу соединяли со стенками зала пять провисших гирлянд прозрачных дисков, напоминающих бусы. Две сочились синеватым свечением, три почернели, изредка простреливаемые синей искрой.

Голенго держало за ногу щупальце, подтаскивая ближе к дну сферы. Он шевельнулся, и Дарислав опомнился, направляя на щупальце ствол «универсала». С губ сорвалось:

– Отпусти его!

Пленник не ответил, крик человека был ему недоступен.

Зато Волкова услышал Голенго.

В наушниках родился стон, затем сдавленный голос:

– Не подходите! Он пытается… зазомбировать меня…

– Держитесь!

Дарислав выстрелил, выбрав режим лазерного импульса.

Почти невидимый из-за отсутствия в камере воздуха луч перечеркнул щупальце, и тело Голенго, приподнятое над полом на метр, свалилось на бугор «мха».

«Десятиног» внутри сферы всколыхнулся всеми своими складками и наростами, и Дарислав почуял такой мощный удар по голове, что едва не потерял сознание! Спас его пси-защитник, принявший на себя основную энергию психотронного импульса и не позволивший чудовищу в камере подчинить человека.

Досталось и Сабурову.

– А-а-а! – закричал он, хватаясь за голову.

«Универсал» на плече майора метнул в сферу два сгустка плазмы, однако клубки пламени бесследно растеклись по её поверхности, не причинив никакого вреда.

Из чёрного «зада» «десятинога» выдвинулось ещё одно щупальце, пронзило оболочку сферы, намереваясь довершить начатое. Но Дарислав откромсал петлю лучом лазера, крикнув роботу-защитнику:

– Прикрой его!

«Лемур» Сабурова отреагировал не сразу, не получив приказа хозяина, а когда подбежал к нему, было поздно. Импульс джинна опередил его. «Лемур» завертелся на месте юлой и начал палить из плазмера в разные стороны, словно сошедший с ума человек.

– Лёня, берегись! – рявкнул Дарислав, увернувшись от яркого клубка пламени.

Сабуров упал, открывая огонь по своему же защитнику.

То же самое сделал и Дарислав.

Два разряда сошлись на теле «лемура», превращая робота в фонтан обломков и пламени.

– Попробуй вытащить ребят в тоннель!

– Иду! – Майор метнулся к катеру.

Дарислав же бросился к Голенго, надеясь спасти ксенолога. Но пленник оценил его намерения и усилил мощь своего психотронного излучения, несмотря на своё положение узника.

Перехватило дыхание! Глаза обожгло синее пламя, перекрывая обзор.

Дарислав упал, однако продолжал на четвереньках ползти к Голенго, запомнив его местоположение.

К нему подскочил робот-защитник.

– Оттащи… его… в тоннель! – выговорил Волков.

Огонь в глазах погас, стало видно, как из сферы вылезло щупальце, пытавшееся ухватить ксенолога за руку.

Робот успел первым, подхватил Голенго сразу четырьмя манипуляторами, однако вынести его из зала не смог. Щупальце пробило его насквозь, задев, очевидно, узел нейросети, и «лемур» застыл на месте.

Дарислав вскочил, снял тело ксенолога, повернулся к выходу, и в голове взорвалась бомба боли. Сердце остановилось! Тем не менее он, практически ничего не видя, действуя интуитивно, потащил Голенго прочь от чудовища, заточённого под силовым колпаком.

Сознание ускользнуло окончательно, когда обоих подхватили чьи-то руки и понесли в темноту…

* * *

Из четырёх членов группы Голенго уцелел только он один. Остальные трое были мертвы, и даже медицинский кванк, владевший новейшими лечебными технологиями и средствами, не смог им помочь.

Сабуров отделался шоком и расстройством нервной системы, вызванным психотронным нападением, но его жизни ничего не угрожало.

Спутники Волкова, его брат и физик Шапиро, вообще не пострадали, если не считать переживаний за судьбы коллег и спутников.

Голенго и Волкова поместили в реанимационные камеры, после чего штатные медики фрегата принялись колдовать над телами учёного и начальника экспедиции.

– Разрешите мне посмотреть, как работает ваш бортовой доктор? – спросил Шапиро у Дарьи Черкесовой, выполнявшей на фрегате функции врача.

Женщина в строгом синем унике молча кивнула.

Помогавшая ей Марина Кочевая, в таком же спецкостюме с красными крестиками на кармашках и на рукаве, бросила на физика неприязненный взгляд, но перечить не стала.

– Наденьте халат.

– Что? Ах, да-да… – Всеволод поискал глазами шкаф для обслуживающего персонала отсека, облачился в халат и застыл за спинами медиков, рассматривающих изображения внутренних органов пациентов в глубинах виомов.

Оба лежали абсолютно голые, оклеенные датчиками приборов контроля. Выглядели они просто спящими, разве что были бледнее обычного, но компьютер медицинского комбайна не ошибся, сделав предварительный диагноз: пострадавшие от психотронного воздействия космолётчики находились в коме.

Перед Шапиро из консоли, выдвинувшейся из стены помещения, вырос экран диагноста. Физик понял, что хозяйки отсека побеспокоились о посетителе, предоставив ему информационный канал.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил он.

Экран расцвёл множеством цветных линий, протаял в глубину. В его нижнем левом углу побежали строчки бланк-сообщений: машина сканировала химический состав мозга пациентов и создавала трёхмерную карту бесконечно сложных нервных связей, одновременно моделируя коды активности отдельных участков подкорки. Шапиро не был медиком по образованию, однако в своё время изучал работу человеческого мозга и знал его когнитивные возможности. Судя по скупым переговорам медиков с компьютером, пациенты жили только благодаря аппаратной поддержке.

Заметив усик локального ввода на консоли, Всеволод воткнул его себе в ухо. Стал слышен голос компьютера:

– Встроенных активных наномодулей – сто двадцать семь тысяч. Выложенные данные – шестьдесят пять тысяч элементов. Загрузка – тридцать две тысячи элементов. Изображения, выложенные для обозрения, – тысяча сто пять. Контакт умеренного риска повреждений – шестьдесят семь процентов. Уровень замены тканей – до семидесяти процентов. Нейроизнос – пятьдесят. Распространение волны фрустрации – десять часов. Время коллапса – пятнадцать часов.

Голос умолк.

Шапиро цокнул языком.

Обе женщины повернулись к нему.

– Плохо дело? – сказал он огорчённо.

– Нужна срочная операция по замене поражённого участка мозга, – сказала Дарья.

Одновременно с её словами в сложной сети мозговых складок красная звёздочка размером с куриное яйцо позеленела.

– Видите?