с Грандье договор, особая статья коего запрещает им перемещения Жанниного тела по воздуху. Всякий же, кому охота поглядеть на подобные чудеса, есть обуян чрезмерным любопытством, отнюдь не угодным Господу Богу (вспомним хромую латынь сестры Жанны: «Я, Господь, не хочу»). Впрочем, среди урсулинок нашлись такие, что заверили де Ниона: дескать, «настоятельница поднималась над полом и зависала в воздухе на высоте в двадцать четыре дюйма». Де Нион был человек честный, уж конечно, верил в то, что говорил – вот и лишний пример, указывающий, сколь осторожно следует относиться к заявлениям истово верующих.

Прочие сестры не страдали излишней стыдливостью, подобно своей настоятельнице. Так, в начале мая 1634 года бес Еазаз посулил, что его усилиями сестра Луиза от Иисуса зависнет в трех футах над полом. Не желая уступать ему, другой бес, Цербер, обещал сделать то же самое с сестрой Катериной от Успения. Увы, ни одной из девиц не удалось оторваться от пола даже на дюйм. Чуть позднее Бехерит, обитавший внизу живота сестры Агнесы де ла Мотт-Барасе, поклялся сорвать с Лобардемона головной убор и забросить на крышу церкви. Собралась целая толпа – но чуда не произошло. В дальнейшем все бесовские обещания касательно левитации встречались экзорцистами вежливым отказом.

На предмет нечеловеческой силы урсулинок проверял шотландец, доктор Марк Дункан, глава протестантского коллежа в Сомюре. Схвативши одну из бесноватых за запястья, доктор Дункан легко предотвратил серию оплеух, которыми урсулинка хотела его наградить. После столь унизительной демонстрации бесовской слабости отцы-экзорцисты ограничили допуск недоверчивых к экспериментам. Отныне им, недоверчивым, дозволялось только совать пальцы сестрам в рот и ждать: укусит бес или не укусит? Когда доктор Дункан и еще несколько человек отказались от этого предложения, истинно верующие решили: отказ – знак согласия с истинностью одержимости святых сестер.

Из вышесказанного должно быть очевидно, что если, как учит римско-католическая церковь, экстрасенсорные способности являются признаком бесноватости (или – помним об этом – свидетельством особой благодати), то луденские урсулинки были просто истеричками, угодившими в руки не врага и не Господа Бога – но шайки бесогонов, кои все до одного были суеверны и жаждали славы, да еще, выборочно, отличались нечистоплотностью и садистскими наклонностями.

Итак, никаких экстрасенсорных способностей – ни левитации, ни телепатии, ни ясновидения; и что прикажете делать отцам-экзорцистам, чем крыть? Пришлось им выдвинуть аргументы менее убедительные. Урсулинки, заявили святые отцы, одержимы, ибо чем еще, как не одержимостью, объясняются их срамные телодвижения и богохульные речи? «В какой школе проституток и безбожниц, – вопрошает отец Транквиль, – понабрались они этого, кто учил их выплевывать непристойности и кощунственные мерзости?» Де Нион, чуть ли не хвастаясь, заверяет, будто сестры «использовали выражения столь непотребные, что и самый распутный мужчина устыдился бы их слушать, и столь бесстыдно заголялись, предлагая свои тела всем присутствующим, и принимали позы, о которых наверняка не ведали даже обитательницы грязнейшего из борделей»[79]. Что касается выкриков – они были «непотребны до крайней степени; нормальный человек такого и нарочно не придумает».

Какое трогательное простодушие! Увы, человек способен придумать все, что угодно. «Мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать», как говорила Офелия. Практически каждый из нас способен практически на все. Это относится и к особам, воспитанным в самой строгой морали. Действие так называемой индукции распространяется не только на низшие уровни мозга и нервной системы. Нет, оно сказывается также на коре головного мозга и является физической основой амбивалентности любого чувства, каковая амбивалентность – поистине феномен человеческой психологии[80]. Всякий позитив имеет свой негатив. Когда мы смотрим на красное пятно, нам видится зеленая кромка этого пятна. Группы мышц противоположного назначения «запускают» друг друга. На более высоком уровне ненависть соседствует с любовью, уважение и трепет порождают насмешку. Словом, индуктивный процесс – вездесущ. В Жанну и других урсулинок с детства вколачивали религию и нормы морали, сводившиеся к целомудрию. Благодаря индукции эти уроки пробудили в мозге некий психофизический центр, откуда стали поступать наставления совсем иные, прямо противоположные – насчет безбожия и бесстыдства. (Кстати, любое собрание духовных писем пестрит упоминаниями кошмарных искушений веры и целомудрия, каковым искушениям особенно подвержены лица, алкающие божественного совершенства. Добрые наставники подчеркивают, что искушения – дело обычное и даже неизбежное для избравших духовный путь; бояться их не надо[81].) В обычное время урсулинки подавляли свои негативные мысли и чувства уже на подсознательном уровне; или если они таки вырывались в сферу сознания, то женщины, по крайней мере, не давали им вылиться в слова или действия. Изможденная психосоматическим расстройством, зарвавшаяся от возможности предаваться запретным и нереализуемым фантазиям, мать-настоятельница утратила контроль над нежелательными результатами индуктивного процесса. Истеричность заразна, вот примеру Жанны и последовали ее подчиненные. Скоро вся обитель выкидывала фортели, изрыгала богохульства и непристойности. Экзорцисты, руководствуясь то ли соображением, что публичность пойдет на пользу их почтенным орденам и всей Церкви в целом, то ли намеренно сделав урсулинок инструментами для уничтожения Грандье, изо всех сил раздували скандал. Монахинь вынуждали «работать на публику», богохульствовать для знатных посетителей и потешать посетителей менее знатных проявлениями редкого бесстыдства. Мы помним, что в начале мать-настоятельница не считала себя одержимой. Лишь когда ее исповедник и остальные экзорцисты неоднократно сообщили ей, что ее тело суть обиталище бесов, Жанна поверила в свою бесноватость, а главное, уяснила себе свою задачу – действовать как бесноватая. То же относится к прочим урсулинкам. Из памфлета, опубликованного в 1634 году, узнаём: сестра Агнеса во время сеансов не раз говорила, что вовсе не одержима, что ее в этом убеждают монахи, дабы подвергать всяким экзорцистским процедурам. Далее читаем: «Когда, 26 июня, экзорцист случайно капнул ей на губу горящей серой, сестра Клара, бедняжка, разрыдалась и посетовала: ей, мол, внушили, что она одержима, и она почти поверила – так зачем же с ней столь жестоко обращаться?» Работа, начатая простой истерией, была довершена предположениями Миньона, Барре, Транквиля и остальных. Что интересно – современники всё отлично понимали. Анонимный автор выше процитированного памфлета пишет: «Допустим, никто не мошенничает, но значит ли это, что монахини и впрямь одержимы бесами? Разве невозможно было им, в помрачении разума, поддаться игре воображения и поверить, что в них обитают бесы?» Подобное, рассуждает автор далее, могло случиться с урсулинками по одной из трех причин. Во-первых, вследствие продолжительного поста и мыслей об аде и Сатане. Во-вторых, вследствие определенных замечаний исповедника – эти замечания могли заронить в сестер мысль об одержимости. «В-третьих, исповедник, увидав, что сестры ведут себя странно, сам