- Посмотрите, что там у меня? Ужасно болит, - стонала"бомбочка" и сверкала в полумраке зелеными, полными слез глазами.

- Чтобы посмотреть я должна снять повязку.

- Ну так снимайте же скорее!

- Я не могу сделать это в машине. Во-первых, у меня рукигрязные, во-вторых, здесь плохой свет, я ничего не увижу. Придется ехать назад,в больницу.

- Может, мы просто доедем до моего дома, вы подниметесь ипосмотрите? - гулко промычала Анжела.

- Нет. В больницу прядется вернуться. И, вероятно, тыостанешься там еще на два дня.

- Но почему?

- Потому что ты не можешь соблюдать послеоперационный режимбез посторонней помощи. Тебе нельзя разговаривать, нельзя открывать рот.Питаться ты можешь только жидкой пищей через трубочку. А если у тебя там шовразойдется? Имплантат сместится? Мало ли? Нет, Анжела, видно, не судьба тебесегодня попасть домой.

Темно-синяя иномарка 123 стояла позади и ждала с погашеннымифарами.

- Да? Вы так думаете? - В голосе ее прозвучало странноеоблегчение. - Наверное, это к лучшему. Мне надо позвонить, - она приняласьрыться в своем рюкзачке, нашла свой крошечный телефон, включила и сталанабирать номер. Она так нервничала, что пару раз сбилась.

Юля тронулась вперед. В переулке было одностороннеедвижение, пришлось сделать небольшой крюк. Анжела действительно была"бомбочкой", от нее исходили волны тяжелой нервозности. Юля не впервый раз обратила внимание, что стоило оказаться с ней рядом вне стен клиники,и тут же воздух наполнялся какой-то вибрирующей суетой, бестолковой и опасной.

Иномарка 123 следовала за ними почти открыто, и Юля поймаласебя на том, что необычайно рада этому соседству.

- Да, это я. Все отменяется. Я еду назад в больницу. Ну да,так получилось. Ты что, совсем сдурел, блин? Не знаю. Мне нельзя долгоразговаривать, мне это вредно. В общем, я тебя предупредила, - она отключила иубрала телефон.

Оставшуюся часть пути до клиники ехали молча. Анжелаоткинулась на подголовник и, кажется, задремала. Юля, сама того не желая,произносила совершенно дурацкий внутренний монолог и еле сдерживалась, чтобы несказать ничего этого вслух:

"Значит, все произошло из-за человека, которого зовутСтас Герасимов. Он пытался за тобой ухаживать, ты не ответила взаимностью и он,чтобы утешить свое уязвленное самолюбие, распустил слух, будто все былонаоборот. У тебя есть некий таинственный друг. Нежный мальчик, который подарилтебе огромные изумруды, а еще раньше вложил большие деньги в то, что на вашемязыке называется раскруткой. Он богат, щедр, но кроме того, что он чеченскийтеррорист, у него есть еще один маленький недостаток. Он ревнив до безумия.Когда до него дошли клеветнические слухи, он впал в ярость и страшно избилтебя, а твою маленькую собачку, которая при этом невыносимо визжала, он простоубил. Позже он пожалел об этом, взялся оплатить твое лечение. В итоге вы почтипомирились. Ты не хочешь выдавать его милиции и выдумала историю о ночныххулиганах. Только что ты звонила ему. Вы собирались встретиться у тебя дома иникто не должен был об этом знать. Когда я подвозила тебя в первый раз, ты тожебеседовала с ним, а вовсе не с Геной. И звонил мне ночью тоже он, у него естьдурная привычка контролировать любую область жизни, в которую он вкладываетсвои деньги. Иными словами, я нахожусь под контролем чеченскоготеррориста?"

Юля так увлеклась, что чуть не въехала в фонарный столб наповороте. Иномарка 123 погудела с легким упреком. Анжела спокойно спала и дажестала тихонько посапывать. Она выпустила пары, скинула порцию негативных эмоцийи успокоилась. Действительно "анфант терибль".

"Что дальше? - думала Юля, выруливая на стоянку передклиникой. Террорист узнал правду и охотится за подлым клеветником? А тот, недурак, обратился за помощью к ФСБ, и теперь ему из подручного материалаизготовили двойника? Кто же он такой, этот Стас Герасимов? Чем он заслужилстоль трогательную заботу полковника Райского? Или дело в деньгах? Он оплатилсвою безопасность столь щедро, что его решили охранять по полной программе? Нокак бы ни был он богат и ценен, он все-таки не Иосиф Сталин, не Адольф Гитлер,не Саддам Хусейн. Райскому нужен чеченец, вот в чем дело. А Герасимов, судя повсему, человек слабый, ненадежный, непредсказуемый. Он не может стать достойнойнаживкой. Райский решил использовать Сергея. Он военный. Возможно, воевал вЧечне, знаком с террористом и имеет с ним свои личные счеты. Но почему такаясекретность? Почему нельзя было предупредить Сергея заранее? И почему таксложно взять чеченца, если Анжела говорит с ним по телефону, набирает номер,собирается встретиться у себя дома?"

Наружная дверь клиники оказалась запертой. В субботу клиникаработала до шести. Юля позвонила, в голубоватом полумраке выросла фигурамальчика-лейтенанта, он открыл дверь. Глаза у него припухли, наверное, он ужелег спать на диване в комнате отдыха.

Как и предполагала Юля, ничего страшного у Анжелы непроизошло. Пока она снимала повязку, осматривала швы, обе молчали. Когда Юлязакончила, подошла к двери и пожелала спокойной ночи, Анжела жалобно застонала.

- Ну в чем дело?

- Подойдите ко мне, пожалуйста. - Юля вернулась к койке,наклонилась и услышала. - Все, что я орала в машине, ерунда. Забудьте.

- А что ты орала в машине? Ты просто испугалась, когда ячуть не сбила собаку. Это вполне естественно.

* * *

- Миша, делай, делай же что-нибудь!- тихо повторял генералГерасимов. Он явился в свой бывший кабинет в известном здании на Лубянке впарадном мундире, нацепив все свои орденские планки.

Теперь хозяином кабинета стал полковник Райский. Вместопортрета Дзержинского полковник повесил великолепную репродукцию "Ночногодозора" Рембрандта, официальный подарок отделу от голландских коллег. Набольшом старинном сейфе в углу несколько десятилетий стоял мраморный бюстЛенина. Райский решился заменить его аквариумом с золотыми рыбками. Вместокрасной ковровой дорожки был постелен афганский ковер с абстрактным рисунком вмягких бежевых тонах, а допотопные плюшевые шторы с кистями сменились легкимисовременными жалюзи.

Райский отметил про себя, что бывший шеф за прошедшиенесколько дней сдал еще больше. Он побледнел, осунулся и как будто даже сталниже ростом.

- Как вы себя чувствуете, Владимир Mapленович? - мягкоспросил полковник.

- Прекрати! - рявкнул генерал.- Ты знаешь, я ненавижу этотвопрос! Никак я себя не чувствую. Патологически здоров! Скажи мне, тычто-нибудь понимаешь? Есть у тебя хоть какие-то предположения?