Все часы, что я провела в объятиях Хита на тренировках поддержек, и даже наш первый поцелуй, бледнеют в сравнении с тем, что происходит сейчас. Этот поцелуй по-прежнему запретный, но, в отличие от нерешительного первого опыта, он смелый, безрассудный. Все сдерживаемые желания и тоска вырываются на волю и вливаются друг в друга. Его невероятно крепкие объятия могли бы даже напугать, если бы я сама не впивалась в него с такой страстью.

Я отдаюсь этому поцелую и слезам, которые, кажется, не иссякнут никогда. Я чувствую их вкус на его губах. Я слышу их в мягком шепоте нашего дыхания. Только наши вздымающиеся груди создают иллюзию движения между нами, когда губы расстаются и встречаются наши взгляды.

Мы все еще прижаты друг к другу, и каждый мой вздох питается воздухом, слетающим с его губ. Руки Хита скользят по моим бокам, поднимаясь все выше над грудной клеткой, посылая волну мелкой дрожи по телу.

– Прости, что обидела тебя, – говорю я.

– Ненавижу себя за то, что причинил тебе боль. Этого больше не повторится. – Его рука пробегает по моему плечу, оставляя после себя дорожку мурашек на сверхчувствительной коже загривка. Подчиняясь этой нежной силе, я вскидываю голову, и мои губы сами находят его рот. Чтобы на этот раз вкусить уже не слез, а чего-то бесконечно сладкого.

Я теряю всякое представление о времени и о себе, растворяясь в этом поцелуе, в Хите, в ощущениях от его объятий. Это продолжается вечно; пламя то возгорается, то опадает, но никогда не угасает.

Осознание чего-то неправильного приходит не через слух, я просто чувствую это. Хит дергается в моих руках, как будто его ударили плетью. Он поднимает голову, и сквозь пелену дурмана я вижу, как в панике распахиваются его глаза. Я успеваю обернуться, когда две женщины стремительно заходят в дом. Одной из них чуть за пятьдесят, другой – слегка за тридцать. Имя Хита обрывается на губах младшей, когда она видит нас.

– Какого черта? Хит Кристофер Гейнс, кто… – Слова его матери тонут в сдавленном вздохе, и Хит спешно выпускает меня из рук. Он не смотрит на меня, и ледяной холод высушивает последние капли нашего тепла.

Хит, может, и не смотрит на меня, зато его мама и сестра смотрят во все глаза.

Я думала, что хорошо знаю этот взгляд – тот, что кривит губы и заставляет держаться подальше. То, что я вижу в глазах миссис Гейнс и ее дочери, Гвен, наполнено гораздо большим, нежели отвращением и гневом. Миссис Гейнс резко хватает дочь за руку, пока я в растерянности переминаюсь с ноги на ногу. Я подумала, что так она пытается оправиться от потрясения, которое испытала, застав меня в своем доме со своим собственным сыном, но тотчас понимаю, что ошиблась. Она не ищет опору для себя; она сдерживает свою дочь.

– Она? Ты с ней? – Гвен смотрит на брата так, будто застукала его за изготовлением бомбы, а не целующимся с девушкой. А на меня смотрит так, будто сама готова меня взорвать и глазом не моргнуть. – Ее брат убил Кэла! – Имя Кэла вырывается из нее искореженным болью визгом, от которого хочется заткнуть уши.

Рядом со мной молчит оцепеневший Хит. Он выдерживает взгляд матери, и я практически чувствую, как стыд сочится из его пор.

– Тебе мало было Эллисон? Сначала подружка твоего брата, а теперь сестра его убийцы! – Гвен задыхается от ярости. – В нашем доме, в доме Кэла!

– Гвен…

Гвен отмахивается от шепота матери и ее сдерживающей руки и устремляется к брату.

– Вышвырни ее отсюда. Вышвырни эту дря… – Остальные слова заглушает шквал диких ударов, которые она обрушивает на своего брата, когда тот выступает вперед, преграждая ей путь, а я пячусь назад. Он почти не пытается блокировать удары, позволяя сестре колошматить его, сопровождая это истошными воплями.

Я ничего не соображаю и не могу смотреть на Хита. Я прижимаюсь к одной стене, в то время как миссис Гейнс приближается к другой. Мы встречаемся взглядами. Она не осыпает меня ругательствами, но не скрывает, что так же отчаянно, как и ее дочь, хочет, чтобы я покинула их дом.

Я выбегаю через переднюю дверь, и за мной по пятам несется горе еще одной разрушенной семьи.

Облака густой красно-коричневой пыли летят из-под колес Дафны, когда я нажимаю на тормоза сильнее, чем обычно, и бросаю машину на стоянку перед моим домом. Лора сидит на крыльце и вскакивает, как только видит меня. В кои-то веки я едва замечаю ее, торопясь нырнуть в дом. Потрясение вышибает из головы все мысли, кроме одной.

Эллисон была… девушкой Кэла?

Но я все-таки останавливаюсь на верхней ступеньке, и мне открывается зрелище, которое уже и не помню, когда видела. Лора на качелях на крыльце – обычное дело, но чтобы Лора без наушников, без телефона?

– Что такое? – Мозг цепенеет, как и все во мне. – Что-то случилось?

– Нет, ничего. Я просто… – Без телефона Лора не знает, куда девать руки. Она их так терзает, что того и гляди прольется кровь. – Я хотела поговорить. Мы как-то перестали общаться.

Я изумленно хлопаю ресницами. Не во мне причина. Это я все время пытаюсь восстановить хоть какое-то подобие тех отношений, что связывали нас в прошлом, а она снова и снова отвергает меня. Как бы я ни плакала, ни умоляла, она всегда отворачивалась.

И сейчас, когда меня мутит от боли, когда внутри все скручено узлом, отворачиваюсь я.

Я что-то говорю ей, открывая дверь. «Не сейчас» или «Поговорим позже» – даже не знаю, какие слова вырываются у меня, когда я торопливо поднимаюсь по лестнице, не оглядываясь, чтобы посмотреть, ранит ли ее мой отказ хотя бы наполовину так же, как ранило меня ее бесконечное равнодушие. Прямо сейчас я не могу думать о своей сестре. Я вообще не могу думать.

Решимость сбежать и спрятаться покидает меня в холле второго этажа. Не может быть, чтобы ее слова об Эллисон и Кэле были правдой. Мои шаги замедляются, наливаются тяжестью, и новая волна ужаса сокрушает меня, когда я подхожу к двери в комнату Джейсона, на этот раз плотно закрытой. Я тянусь к ручке, чувствуя, как слабеют пальцы, хватаясь за нее, и толкаю дверь. С той минуты, как я покинула дом Хита, разум подсказывал мне, что я увижу в этой комнате, и я уже знаю, но мне нужно посмотреть на это еще раз, чтобы последний фрагмент пазла встал на место.

Чтобы мама не заметила пропажу, на днях я вернула фотографию Джейсона с хохочущей Эллисон у него на закорках. Фотография снова прикреплена над столом, и кажется, будто они оба улыбаются мне, когда я подхожу ближе.

Джейсон обожал эту фотку, хотя на ней макушка Эллисон выглядит обрезанной, и в кадр попадает какой-то случайный парень на заднем плане, который портит всю картину. Но я никогда не спрашивала у Джейсона, чем ему так полюбился этот снимок. Есть что-то особенное в улыбке Эллисон, в наклоне ее головы, в том, как она обвивает руками его плечи. Любой, глядя на эту фотографию, мог бы сказать с полной уверенностью, что девушка влюблена.