под которой зловеще чернел туннель, уходящий внутрь дома. Конечно, я не решилась войти в него, а поспешила проскочить мимо.

Иногда стена вдруг вставала на моём пути, и тогда тропинка уходила в сторону, огибала выступ, а потом снова возвращалась. Иногда ступенями поднималась вверх или прыгала вниз, и я за ней. Время от времени надо мной нависали дряхлые балкончики с кованными перильцами, или узкие окошки, закрытые проржавевшими, но красиво перевитыми решётками. И всё это время я слышала гул моря, что беспрерывно билось подо мной.

Странное, угнетающее чувство охватывает меня неожиданно. Я замедляю шаг, и в бессилье прислоняюсь плечом к горячему камню. Послеполуденное солнце словно колдует надо мной, настойчиво шепчет что-то, гладит по нагретой макушке. Надо было надеть шляпу, думаю я, прикрывая веки, в надежде, что дурман рассеется.

Когда же я открываю глаза, моему удивлению нет предела. Я вижу перед собой небольшой выступ в стене, которого минуту назад здесь не было. Или это лучи солнца так упали, что теперь он стал заметен. Я слежу взглядом за выступом и вижу ещё один. И ещё… Ступени! Прямо в стене. И ведут они серпантином куда-то вверх, теряясь за углом башни. Да это и есть самая настоящая башня!

Конечно же, любопытство побеждает, и я безрассудно следую за ним.

Ступеней оказалось сорок четыре, и на последней я уже едва дышу, пыхтя, как паровоз. Зато, какой подарок меня ждёт на вершине!

— О, Боже… о, Боже… о, Боже… — беспрерывно повторяю я, глядя на невероятную красоту, раскинувшуюся передо мной.

Синь, от густого, почти чёрного ультрамарина до прозрачной бирюзы. Переливающаяся и искрящаяся, смешивающаяся между собой и расплёскивающаяся брызгами ярчайших красок. Я парю над этой синью. Над морем. Над небом. Вместе с безбашенным ветром и горластыми чайками. Я вижу горизонт и даже дальше, много дальше. Я лечу!

Раскинув в стороны руки, я вдруг делаю то, что не делала с детства: я кричу захарит. Долго и пронзительно. И чайки откликаются мне, а ветер подхватывает мой зов и уносит с собой в дальние дали. А когда дыхания больше не хватает, и наша перекличка заканчивается, я смеюсь от необъяснимого счастья и ощущения полной, безграничной свободы.

Заир.

— Заир…

Её гибкая спина маячит впереди меня. Длинная цветастая юбка из какой-то очень тонкой, летящей ткани, колышется, вьется вокруг стройных ног, которыми она неторопливо ступает по неровной каменной дорожке. Рыжие волосы, собранные в небрежный пучок, блестят на свету так, что глазам больно. Её маленькая ладошка движется по горячей шершавой стене в такт шагам.

Нара совсем близко. Я могу дотронуться до неё. Я ХОЧУ дотронуться до неё. Тяну руку, уже чувствую жар от нагретой солнцем кожи, но тут она сворачивает за угол… И меня пронзает страх, что я больше никогда её не увижу.

Я подрываюсь, бегу за ней со всех ног, заворачиваю за тот же угол… Её нет. Пропала. Исчезла! Я лихорадочно кручу головой в поисках знакомой фигуры. И, уже почти придя в отчаяние, вдруг вижу Нару высоко на стене: она поднимается по лестнице вверх. Как? Где? Каким образом она там оказалась? Не вижу никаких ступеней, их нет! Бред. Это какой-то бред!

Мечусь у подножия башни, колочу по ней кулаками, рычу, кричу, как ненормальный, зову её. Но она не слышит меня. Она уходит!

— Etrafına bak, aptal! (*Оглянись, дурень!) — слышу я старческий голос. Мне некогда задаваться вопросом, откуда этот голос, я просто делаю, что мне велят. Есть! В стене позади меня выступ. И ещё один, и ещё…

Я несусь по ступенькам вверх, задыхаясь, обливаясь потом. Я должен догнать её!

Какая странная лестница: то она вьётся снаружи башни, причём без всяких перил, и приходится жаться к стене, чтобы не навернуться с высоты в пропасть, то она ныряет в прохладный тоннель, по которому приходится двигаться чуть ли не на ощупь. Пролёты расположены хаотично, никакого логического порядка — то влево, то вправо, то снова вправо. Я совсем запутался, знаю одно: я поднимаюсь вверх. Я следую за ней.

Из глубокой тени я неожиданно вырываюсь на ослепительно яркий свет. Глаза режет, сердце бешено стучит в горле, грудь едва не разрывается надвое. В нос ударяет густой запах мандарин, а под ногами целая россыпь этих золотисто-красных, спелых плодов.

Я вижу её. Она парит над синей бездной, купаясь в солнечных лучах. Ветер ласкает её тело, играет с распущенными волосами, треплет подол юбки, приподнимая его, и облизывая гладкие икры и колени. Чёрт! Я, кажется, ревную её к ветру.

— Заир…

Наши глаза встречаются. На лице её счастливая улыбка — я ещё никогда не видел, чтобы она так улыбалась. И я таю от этой улыбки, как снег под солнцем. Нара раскидывает руки в стороны, как крылья, и, приветствуя меня, кричит захарит…

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Сердце гулко бьётся о рёбра. В ушах всё ещё звучит её крик, её зов. И у меня нет больше сил противиться ему.

Глава 35. Линара

— Эй!

Меня прямо-таки подбрасывает от неожиданности.

— Neden bağırıyorsun? Kimi çağırıyorsun? (*Чего кричишь? Кого зовёшь?)

Я со страхом оборачиваюсь, и глаза мои чуть не вылезают из орбит. В плотной тени скалы, к которой примыкает башня, на высоком топчане, укрытом коврами и разномастными подушками, восседает старуха, такая древняя, будто сама рождена этими камнями. С ног до головы укутана в тёмные одежды, в руках клюка, в глазах суровость.

Я бы приняла её за призрак, если бы из-под обширной юбки, трепыхающейся на ветру, не проглядывали фирменные треники с лампасами, а рядом не валялись стоптанные найки.

Но гораздо больше поражает меня то, что она сидит под настоящим мандариновым деревом, невесть каким образом оказавшимся здесь. Старым, с потрескавшейся корой и скрюченными, полусухими ветками, на которых, тем не менее, ещё висят спелые плоды. Мандариновое дерево на крыше. Чудо, другого слова у меня просто нет.

— Neden sessizsin? Dilini mi yuttun? Sen kimsin? (*Чего молчишь? Язык проглотила? Ты кто?)

— Я-я… Линара.

— Kim? (*Кто?)

— Ben Linara'yım, büyükanne… (*Я Линара, бабушка!)

— Nara? (*Крик, зов) — старуха удовлетворённо качает головой. — Хорошее имя. Сильное. Поэтому так хорошо кричишь захарит?

От порыва ветра на топчан падает три мандарина. Не вставая, старуха подбирает ближайшие два и кладёт в корзину, уже почти полную оранжевых плодов. До третьего она пытается дотянуться клюкой, но неловко отталкивает его, и тот падает с топчана и катится в мою сторону. Я подбираю пахучий плод, подхожу и протягиваю