В комнате не было ни одного Знака, даже намека на него.Заставив себя собраться с силами, Евгения Генриховна взглянула на троих людей,сидевших напротив нее, и лица их неожиданно показались ей чужими и совершеннонезнакомыми. Она помнила, что женщина – ее невестка, крупный, с серьезным лицоммужик, похожий на медведя, – детектив, разыскивающий ребенка невестки иубийцу Илоны, а молодой парнишка, который на самом деле не такой уж и молодой ивовсе не парнишка, – его начальник. Он приехал, не позвонив. Значит, всебесполезно и новые поиски ничего не дали. Все зря.

– Евгения Генриховна, вы в порядке? – озабоченноспросила Наташа, вглядываясь в побледневшее лицо свекрови.

На какую-то секунду ей показалось, что госпожа Гольц сейчаспотеряет сознание, и Макару Илюшину, видимо, тоже что-то такое почудилось,потому что он привстал с места и сделал шаг к столу. Но женщина, сидевшая застолом, недоуменно посмотрела на него, и он вернулся обратно.

– Так я вас слушаю, – сказала Евгения Генриховнасвоим обычным холодноватым тоном. – Что вы хотели мне рассказать?

У Наташи и Олега Зинчуков, проживших три года в счастливомили относительно счастливом браке, не было детей. Пожалуй, все-такиотносительно счастливом, потому что на третьем году их совместной жизни Наташанеожиданно обнаружила, что не представляет своей жизни без ребенка. Ей было всеравно, мальчик это будет или девочка, но она хотела ребенка так, что, глядя наочередной тест, безжалостно показывавший одну полоску, начинала тихонькоподвывать от горя и тоски. Она, школьная учительница, уехавшая из родительскойдеревни в город и счастливо вышедшая замуж, ощущала себя совершеннонеполноценной!

– Наталь, вы чего детей не заводите? – как-то разпрямо спросила ее мать, когда они с Олегом приехали помогать сажатькартошку. – Смотри, упустишь время – потом поздно будет. Тебе ведь, милаямоя, все-таки не восемнадцать.

Наташа взглянула на мать, озабоченно шурующую в корзине, ихотела отшутиться, но поперек горла у нее что-то встало, и это что-то не давалорастянуть губы в улыбке. Не давало, и все тут. Неожиданно для себя онаразревелась так горько, что мать сразу все поняла и, гладя дочь по черноволосойголове, только укорила, сильно окая, как обычно от волнения:

– Ну что ж ты, дурочка, врачу-то не показалась, а? Илипоказалась?

Наташа пошла к проверенному врачу сразу после возвращениядомой. Диагноз ошеломил ее: нужна операция, и чем быстрее, тем лучше – возрастподжимает.

– А ты чего ждала? – удивилась суровая врачиха сгустыми, сходящимися на переносице бровями. – В общем, определяйся сосвоим мужиком – и ко мне.

Перспектива срочной операции привела Олега в ужас. Крометого что он панически боялся всех врачей, они тогда жили на одну Наташинузарплату, да на приработки Олега, да на то, чем подкармливали их родители.

– Господи, найди же ты себе работу наконец! – невыдержала Наташа, устав убеждать Олега. – Ну хорошо, пусть я летом будуоперироваться, а не сейчас, но ведь жить-то нам на что-то надо будет! Или опятьна шее у твоих и моих родителей сидеть?

Олег обиженно пробурчал, что в любом обществе родителипомогают своим детям и ничего плохого он тут не видит. Глядя на егонерешительное лицо, Наташа первый раз в жизни почувствовала, что можетвозненавидеть Олега – вот за эту его нерешительность, за постоянную надежду напомощь родителей, за неготовность брать на себя малейшую ответственность.

– Олег, а ты вообще хочешь детей? – севшим голосомспросила она.

Раньше ей не приходила в голову мысль, что ее муж может нехотеть иметь детей. Но ведь семья без ребенка – это дикость, этопротивоестественно! А Олег молчал, рисуя пальцем круги на уже порядком потертойклеенке в мелкий цветочек.

– Да хочу, конечно, – вздохнул он наконец. –Только вот почему ты так в своего собственного уперлась, не понимаю? Ну, несудьба – значит, не судьба. Давай из детдома возьмем.

Но из детдома Наташа не хотела. Детей она видела в своейшколе каждый день, и просто не могла себе представить, что может полюбитькакого-то другого ребенка, кроме своего. Дети ей нравились, она хорошоотносилась к ним, была терпелива и снисходительна. Но хотела она собственного.

В конце концов Олег уговорил подождать ее до осени.Наклевывалась, как он сказал, какая-то сезонная летняя работенка, и если онпонравится нанимателю, то тот вполне может взять его и на постоянную.

– Но только осенью, Наташка, понимаешь, осенью. Давайподождем немного! Ничего же не изменится.

И они решили подождать. Действительно, подумала Наташа,ничего же не изменится.

Отпуск у Наташи был большой, и весь август они прожили уНаташиных родителей в деревне. Своих тестя с тещей Олег уважал, и ониотносились к нему доброжелательно, поэтому обычных в таких случаях недомолвок,обид и ссор не возникало. Изба стояла на краю села, немного наособицу. Из оконбыл виден лес, и казалось, что идти до него совсем близко, хотя на самом деледорога занимала добрых пятнадцать минут. Колхозное поле между лесом и селомдавно уже ничем не засеивали, и на нем неуклонно пробивалась молодая березоваяпоросль.

Август стоял жаркий. По утрам Наташа и Олег ходили купатьсяна пруд, и Олег нырял в черную воду со ствола наклонившейся старой ракиты.Брызги от него летели во все стороны, но сам Олег выныривал счастливый, скрасной физиономией, и уверял Наташу, что видел на дне сома. В такие минуты оначувствовала себя если не счастливой, то хотя бы спокойной.

В тот день за завтраком мать попросила отца:

– Слушай, Вань, сходи за подпорками, а? У меня вон вся смородинапогнулась.

– Так ты ягоды с нее собери, она и гнуться небудет, – проворчал в ответ отец, хитро поглядывая на Наташу, котораятерпеть не могла собирать смородину.

– Да ладно тебе, ягоды – не ягоды, а все равно кустыподпирать надо. Вон Олежку с собой возьми да сходи.

Зять с готовностью кивнул.

– Ну, обоим подыскала работу, – продолжал ворчатьотец, но в глубине души был очень доволен – одному идти в лес ему не хотелось.

Утром нашлись неотложные дела, и за подпорками мужчинысобрались только ближе к вечеру. Солнце клонилось к закату, и мать поторопилаотца:

– Ну давайте же, не копайтесь. Топорик не забудь,голова!

Наконец оба ушли. Наташа с матерью занялись поливом и заработой не сразу услышали криков прибежавшего Олега.

– Лидия Петровна! Наташа! Быстро, за мной бегите!

Побросав ведра и лейки, обе бросились за Олегом. Когда онидобежали до кромки леса, мать ахнула, а Наташа прижала руки к лицу. ИванСергеевич стоял на коленях под сосной, а возле него лежала молодая женщина сокровавленным, заплывшим лицом. Первое, что бросилось в глаза Наташе,потрясенно смотревшей на женщину, – это ее огромный вздутый живот иоголенные ноги.