– Господи, – выдохнула она, – так ее жеизнасиловали! Папа, ты что стоишь? – Беги милицию зови!

– Какая милиция? – дрожащим голосом прошепталОлег. – Умерла она…

«Как умерла?» – хотела спросить Наташа и вдруг поняла, чтоженщина лежит неподвижно. Голые ноги с синими венами были вывернуты как-тонеестественно. Она наклонилась над женщиной и заглянула ей в лицо. Глаза уженщины были закрыты, на правой щеке свежая царапина, вокруг которой засохлакровь.

– Мамочка… – тихо охнула Наташа, перекрестилась изаплакала.

И в эту секунду закричал ребенок.

Наташа с матерью, вздрогнув, обернулись на крик – на руках уотца лежал маленький синюшный комочек с огромной головой, весь в слизи.Багровая веревка тянулась от комочка, исчезала в траве и выныривала между ногженщины.

– Ж-ж-живой, – заикаясь, пробормотал отец,протягивая ребенка Наташе. – Она родила… родила его п-п-прямо при нас.Правда, Олежек?

Олег только кивнул, сглатывая.

– А потом сразу умерла, – хрипло проговорил он,стараясь не глядеть на тело. – Только ребенок вылез – и все. Только сказала…

– Что сказала? – хором спросили Наташа с матерью.

– «Не отдавайте», сказала, – справившись схрипотой, выговорил Олег.

Наступило молчание, которое опять прервал громкий крикребенка.

– Так что же мы стоим?! – пришла в себяНаташа. – Бежим быстрей, его же в больницу надо! Олег, ты беги кучастковому, а мы с папой отвезем младенца…

– Тихо, – неожиданно сказала мать непреклоннымтоном, и дернувшийся было Олег остановился. – Никто никуда не бежит.

Взяв нож, она перерезала пуповину и взяла на руки орущегомалыша.

– Ты, Наташа, хотела ребенка? – посмотрела она надочь. – Вот твой ребенок. Он – от Господа.

Наташа потеряла дар речи.

– Лидия Петровна, вы что? – покачал головойОлег. – Милиция же сразу увидит, что женщина только что родила. Вы хотитесказать, что мы его взяли из дома малютки и попробуем усыновить?

– Ничего милиция не увидит, – не оборачиваясь,отозвалась Наташина мать. Она содрала уже с себя майку и заворачивалановорожденного. – Мы эту несчастную похороним. Наверняка женщина –пьянчужка какая-нибудь подзаборная. Посмотри на нее… Искать ее никто не будет.А из дома ребенка ты малыша никогда в жизни не заберешь. Никто тебе его неотдаст – ты же не работаешь! Возьми, Наташ… – И она протянула дочерисверток, в котором попискивал младенец.

– Нет, мать, как хочешь, а я в милицию иду, –заявил Иван Семенович, поднимаясь с коленей. – Ты, матушка моя, что-то нето говоришь.

– Хочешь дочери жизнь загубить? – повернулась кмужу Лидия Петровна, и тот остановился. – Свои детки у нее вряд ли будут.Из детдома большого брать – какого-то еще возьмешь? А здесь – сам бог дитяпосылает, и ты его хочешь чужим людям! С ума ты сошел на старости лет или как?

– А мы-то ему кто? – не выдержал Олег. – Мытакие же чужие!

– Тебе что покойница перед смертью сказала? –негромко спросила Лидия Петровна. – Сказала – никому ребенка не отдавать.Значит, нет у нее никого.

– Наташа, да скажи ты ей! – воззвал Олег к жене.

Наташа даже не подняла голову. Перед глазами у неепромелькнуло странное видение – луна, но не желтая, а темно-серая,покачивающаяся над верхушками сосен. «Это хороший знак», – подумалаНаташа, долгие годы носившая кулон – лунный камень, подаренный матерью. Онапристально рассматривала длинные рыжие волосики, пробивавшиеся на красноймакушке. Глазок совсем не было видно, а вот ротик был – и жадно разевался,открывая две розовые полоски крохотных десен.

– Как котенок, – тихо проговорила она. – Егопокормить скорее надо. Маленький мой… Тимоша…

Что отец и мать сделали с телом, Наташа долгое время незнала. И не интересовалась. Только потом мать рассказала ей, что хотелипохоронить женщину на кладбище, но побоялись, что их увидятодносельчане, – и отец вырыл яму недалеко от того места, где она умерла.

– Побоялись мы, Наташа, крест поставить – увидит кто,разроют могилу, проблем не оберешься, – говорила мать. – Скажут – выже и убили. Я там рябинку посадила, над могилой, и хожу туда каждый день. Вцеркви отпевание заказала заочное, все сделала, как надо, и девятый день мыпоминали с отцом, и сороковой, так что ты не беспокойся. Я одежду-то несчастнойтой осмотрела – отец твой не смог. Ничего у нее не было. Как с неба свалилась.

Мать не стала говорить Наташе, что еще долгое время она сострахом выискивала в новостях объявления о пропавшей женщине. Но так ничего ине услышала. Ни в Рязани, ни в окрестных селах не пропадала беременная женщина.«Бродяжка», – решила Лидия Петровна и успокоилась. Поначалу стараласькаждый день выбирать часок, чтобы сходить помолиться на могиле, но постепенноее визиты становились все реже и реже.

Наташа вернулась в город. Позвонила в детскую поликлинику.Позвонила в свою школу. К ее изумлению, никто особо не удивился – в школе всерешили, что она до последнего скрывала беременность, а в поликлинике ее сначалагрубо обругали за роды дома, а потом объяснили, где молочная кухня. Следующиеполгода Наташа провела, как во сне, – между пеленками, кормлениями,убаюкиваниями ночью и снова пеленками. Мальчик был на редкость спокойный, ноона все равно уставала неимоверно. Олег существовал параллельно, сам посебе, – в виде хмурого невыспавшегося мужчины, уходящего куда-то утром, ихмурого уставшего мужчины, появляющегося откуда-то вечером. Откуда бралисьденьги, Наташа не спрашивала – ей было неинтересно. Ей все было неинтересно,кроме Тимоши. Тимофея. Тимки. Она не замечала, что Олег становится все болеемолчаливым, что он не заглядывает по вечерам в детскую кроватку, не смеется надглупостями растущего малыша и никогда не берет Тима на руки. Она делала все задвоих и была совершенно счастлива. Иногда по ночам ей снилась та женщина – онасмотрела, не щурясь, на солнце синими глазами, и лицо у нее было такое жеспокойное, как после смерти. Но эти сны Наташу не волновали.

Когда Тимоше было около восьми месяцев, Олег предложилотдать ребенка в детский дом.

– Наташенька, милая, – чуть не плакал он, –не люблю я его, понимаешь? Для меня он – чужой ребенок, от какого-то чужогомужика. У него наверняка родители алкаши были! Ну ты хоть о генах его подумай,а?

Наташа не могла думать о генах. Она смотрела на Тимофея ивидела любимого малыша со светлым пухом вокруг головки. Она видела носик,ротик, слюнку из уголка рта – все, что угодно, но не гены. И смотрела на Олегас жалостью.

– Я не понимаю, из-за чего так надрываюсь, –сказал ей как-то Олег со злостью. – Ладно бы ради своего, но ради чужого…

– Может, тебе он чужой, – спокойно ответилаНаташа, – а мне свой.