отливали золотом, и, казалось, что голова окружена божественным ореолом. На шее горело рубиновое колье, на тонких руках такие же браслеты. Одета она была в многослойное розовое платье из легчайшего шелка, длиной по щиколотку. Все убранство завершали атласные сандалии «под старину». Казалось, она только что сошла с полотна какого-нибудь великого художника прошлого.

«Она приехала ко мне! Она не забыла меня!» — Эмиль глядел не моргая, как она плывет по дорожке, приближаясь к коттеджу. В это мгновение ему почудилась, что все было прочно и навсегда забытые чувства к ней вновь вспыхнули с неимоверной силой. Сердце невольно забилось быстрее, а память разразилась картинками мучительно сладких воспоминаний.

Он сделал над собой усилие и отошел от окна. Вдруг образ Евы, давно идеализированный в мечтах своей недоступностью, зажегся новыми и более контрастными и отчетливыми красками. Ее насмешливая улыбка, нет, ухмылка… Вот она заправляет свои непослушные, так нравящиеся ему локоны в ультрамодную пластиковую сетку, подводит глаза суперкарандашом, а губы — темной помадой вкуса лакрицы, мажет кожу кремом-корректором, который делает ее лицо очень правильным, без недостатков, без пятнышек, без еле заметных живых «улыбчивых» морщинок и без этой мимолетной мягкости линий естественной и несовершенной неповторимости. Она надевает строгий костюм из суперлюкса, меняющего цвет, фактуру и покрой под настроение и погоду. Все у нее строго роботизированно, ничего лишнего в квартире никогда не бывает. Над его «ископаемыми» увлечениями и тягой все делать своими руками практически с нуля она все время смеялась, считая подобное «убивание времени» бесполезным и несерьезным, но, когда он самолично собрал ей этот флаер, наконец-таки одобрила его занятия.

— Это отлично, когда ничего лишнего и все по последнему слову техники! — сказала она, погладив бок машины. — А такой цвет зачем?

Когда Эмиль объяснил всю выгоду именно этого цвета чисто техническим, или, как говорила Ева, «нормальным», языком, без всякой там «лирики», она даже восхищенно поцеловала его, прошептав на ухо:

— Иногда ты кажешься вполне цивилизованным и современным мужчиной, и тогда я просто обожаю тебя. — И тут же язвительно добавила: — Только одно мне непонятно, как такая разумная голова досталась такому ужасному ископаемому, как ты, мой музейный экспонатик.

И вообще, Ева искренне считала Эмиля совершенно беспомощным и старомодным.

— И как только ты справляешься со звездолетом? Неужели ты и впрямь способен на серьезное космическое путешествие? По-моему, корабль, которым ты командуешь, должен напоминать по крайней мере какую-нибудь шхуну с алыми парусами или что-нибудь еще более допотопное. Эх, видать в дальнем флоте сильный недобор, если таких динозавров капитанами делают! — Издевалась она, практически не интересуясь, чем он, собственно, вообще занимается во время своего иногда многомесячного отсутствия на Земле, и воистину ударом для нее было, когда один из их общих знакомых (кстати, таковых у них было совсем мало, так как Ева терпеть не могла «краеведческие экспедиции», а Эмиль откровенно скучал на ее излюбленных пати, и единственное, где они, казалось, все-таки находили общий язык, были любительские кругосветные флаерные гонки) как бы невзначай сообщил ей, что ее «неандертальцу» присвоено звание «капитан-исследователь высшего ранга», а его звездолет, оказывается, — настоящий эксклюзив класса «сверхдальник» и на деле легко обходит по всем параметрам даже «гремящие» в средствах массовой информации корабли новейшего типа «Ультра». После этого «откровения» у них наступил «медовый месяц», у Эмиля как раз «случился» отпуск, и он с Евой провел его как в сладком сне.

— Оказывается, ты такой крутой! — мурлыкала она, целуя его в губы так горячо, что перехватывало дыхание. — Прокатишь меня к какой-нибудь неизведанной планете, когда мы поженимся?

Они решили отпраздновать свадьбу и уже договорились о дате торжества. Но тут его неожиданно скоро назначили начальником экспедиции, которая должна была продлиться минимум восемь месяцев. Отказаться от участия в этом предприятии было никак не возможно, ведь он давно готовил это путешествие, планировал исследовательские мероприятия и собирал специалистов. Он попытался объяснить ей, как важна для него эта затея, но она даже не захотела его до конца выслушать, фыркнув: «А я-то думала, что ты меня любишь!» Провожать его она тоже не стала, даже по стерео не захотела попрощаться…

Вернувшись, он узнал, что Ева вышла замуж за другого. Ее мужем стал Альфред Нельсон, один из приятелей по пати и тоже, как ни странно, капитан (правда, рангом пониже и категорией попроще, с кораблем, приписанным к пассажирскому флоту ближнего действия). Зато Альфред никогда не страдал ни скромностью, ни застенчивостью, не был замечен за собирательством всякого ископаемого хлама, презирал стихи, особенно лирические, а самое главное — любил по-настоящему, разделяя увлечения и проводя с ней все свое свободное время и даже более того… Кажется, Ева была очень даже счастлива в замужестве. С тех пор Эмиль встретился с ней только один раз, да и то случайно. Тогда она была уже на четвертом месяце беременности. Она увидела его, узнала и тут же отвернулась. Он не стал навязываться в собеседники, он сразу понял, что разговора не получится. Однако про ее жизнь и беременность он знал почти все. Знал, когда, где и кого она будет рожать, знал, какие ожидаются врожденные склонности и способности, уровень интеллекта будущего ребенка. Эти сведения он собирал по крупицам, сначала они пополнялась только из косвенных источников — случайных и полуслучайных разговоров с ее знакомыми и ведущими беременность врачами. Но вскорости он понял, что жаждет больше информации, а ведь к его услугам были информационные компьютеры, которые он без труда научился «раскручивать» на интересующие его сведения личного характера, по идее сугубо конфиденциальные. Ей он более на глаза не попадался. Только когда наступил заключительный этап беременности и она «перебазировалась» в специальный стационар для родов, он послал ей огромный букет ее любимых цветов. И не важно, что он был без сопроводительной записки, и Ева наверняка решила, что они от Альфреда (тот как раз в это время находился в рейсе).

Теперь Ева стояла на дорожке и разговаривала с преградившим ей путь доктором Лаурисом. Они о чем-то спорили, слов было не разобрать: ветер уносил их, скрывая в шуме сосновых крон и прибоя. Но Эмиль сразу догадался, про кого разговор. Ева была одета так, как нравилось ему, а не так, как ей было привычно. Значит, она пришла именно к нему.

«Зачем? — Эмиль сжал голову руками. — Ведь все давным-давно кончено! Все прошло и забыто! Ведь я знаю, что ты не любишь меня. Я долго был слеп и глух, я ничего не хотел замечать. Зачем же ты сейчас так рвешься ко