— А где была мне команда? Целый день со стороны смотрел на бой. Всё ждал приказа, а его забыли.

— Почему сам тогда не повёл свои полки на приступ?

— Куда мне было наступать, скажите ради бога? Передо мной и цель-то никто не поставил...

Совсем иначе дела обстояли у левофлангового отряда Скобелева. Решительными атакующими бросками русская пехота дошла здесь до гребня Зелёных гор и, сбив турок с этой позиции, заняла его. Затем бойцы Скобелева прорвались к окраине самой Плевны, но держаться долго здесь не смогли из-за больших потерь и отсутствия резервов. Тем не менее наступательный порыв на Зелёных горах вынудил Осман-пашу оттянуть сюда часть сил, которые противостояли полкам Шаховского, положение которого заметно облегчилось.

Откровенной ошибкой плана Криденера было следующее решение. В резерве оставалась только пехотная бригада с тремя батареями. То есть о значительном наращивании сил на участке наибольшего успеха в ходе приступа (там, где атаковал отряд генерал-майора Скобелева) говорить не приходилось.

«Вторая Плевна» обошлась Дунайской армии не только крупной неудачей, но и потерей в 7 тысяч человек, то есть четверть людей, участвовавших в штурме. Потери оборонявшихся турок в тот день составили не более 1200 человек. Однако при всём этом упрекнуть атакующих в недостатке упорства и храбрости было нельзя.

Когда Николай Николаевич-Старший получил последнее донесение с поля битвы о том, что и генерал Скобелев отошёл от Плевны и спустился с Зелёных гор на исходные позиции, он заметил только одно:

— Барон Криденер был слишком медлителен, князь Шаховский — слишком поспешен...

Узнав подробности второго Плевенского сражения, российский военный министр Милютин с горечью записал:

«Если мы будем по-прежнему рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию...»

* * *

Для императора Александра II сообщение о том, что и второй штурм крепости Плевна завершился полной неудачей, да ещё с такими большими людскими потерями, оказалось неожиданным. Телеграмма генерала Криденера была краткой, но за её сухими строками читалось многое.

Государь о военной неудаче не стал делать каких-либо скоропалительных выводов. Он боялся, как бы «не наломать дров». Поэтому сумел терпеливо дождаться приезда главнокомандующего, который был ближе к месту событий и потому обладал всей информацией, чтобы судить о «размерах» неудачи. Разговор получился тяжёлый, но откровенный:

— Ваше величество, барон Криденер вновь потерпел неудачу.

— Полную?

— Да, полную. За два штурма Плевны лишил нашу армию почти десяти тысяч человек. По сравнению с ними потери под Систово и Никополем просто крохи.

— Виноват сам Криденер?

— На мой взгляд, только отчасти.

— А кто тогда главный виновник? О нём хотят знать газетчики при армии и вся Россия.

— Прямого виновника во «второй Плевне», думается, сегодня нет, ваше величество.

— Тогда в чём причины того, что два корпуса не смогли взять этот город, который месяц назад и крепостью-то не назывался?

— Причина в том, что мы воюем по старинке.

— Ты хочешь сказать, что Крымская война нас мало чему научила? Так?

— Она нас научила прежде всего тому, чтобы провести военную реформу. Милютин провёл её блестяще. Но после реформы прошло уже два десятка лет.

— Криденер и Вельяминов вчера воевали плохо?

— Не то слово. Ни рекогносцировки, ни артиллерийских дуэлей батарей, ни координации усилий. Ничего этого в их действиях не было. Потому и отступили от Плевны.

— Но ведь наш туркестанец Скобелев выбил турок с Зелёных гор и прорвался к городским окраинам! Откуда он набрался таланта брать верх там, где пасуют старшие генералы?

— Скобелев, если верить рассказам Черняева, несомненный талант. Он ещё даст русскому оружию немало побед, если, разумеется, на его век хватит войн.

Тогда скажи, Николай, что нам не хватило для взятия Плевны? Ведь есть же вещи стратегического плана. И русского солдата нельзя упрекнуть в отсутствии храбрости и доблести?

— Нельзя, ваше величество.

— Тогда в чём другие причины вчерашней неудачи?

— Главная, на мой взгляд, причина состоит в том, что у армии стало не хватать сил.

— Не хватать сил?

— Да, ваше величество. Плевна оказалась в силу обстоятельств на нашем главном направлении.

— И к чему это может привести?

— На сегодня силы армии распылены. Отряд цесаревича завяз в тяжёлом четырёхугольнике крепостей. Рущук, Силистрия, Варна и Шумла смотрятся пока не слабее Плевны. В каждой сильный гарнизон, артиллерии много.

— Но ведь цесаревич связал там турок по рукам и ногам своими действиями.

— Точно так, турки у него и носа боятся высунуть за крепостные ограды. Запасов у них много, и потому они пока и не помышляют о наступлении.

— Так чем же заботит тебя наш левый фланг, Николай?

— Тем, что мы не можем взять оттуда ни одной дивизии ни под Плевну, ни для боёв за Балканскими горами.

— Но у нас есть Передовой отряд, он самый сильный, и отряд Западный!

— Передовой отряд на Балканах. Против него Сулейман-паша и резервы из Стамбула. А Западный отряд увяз под Плевной, взять которую в кольцо у нас сегодня нет сил.

— А где можно в ближайшее время найти эти силы?

— Они есть, ваше величество. Близко, за Дунаем.

— Ты говоришь о Карле Румынском?

— Именно о нём, ваше величество. Он до сих пор не атакует Видин, не идёт к нам для совместных действий. Пусть придёт со своей армией к Плевне.

— Хорошо, при скорой встрече я переговорю с князем. Союзнические обязательства должны выполняться.

— Надо напомнить ему и его министрам, что независимость Румынского княжества пока признана только Россией. А Европа вместе со Стамбулом признает его только по итогам этой войны. Пора бы Карлу это понять, если он, как поговаривают в Бухаресте, хочет стать королём.

— Пусть будет королём. Россия не станет возражать. Король не император, но всё же монарх. Но одних румын под Плевной не хватит.

— Разумеется, не хватит.

— Тогда чтобы ты хотел получить из России, Николай?

— Скрывать не стану, ваше величество: гвардию и гренадерский корпус.

— Императорскую гвардию?

— Да, её. Всю. В столице надо оставить только запасные батальоны и эскадроны гвардейских полков. Петербургу ведь ничто не угрожает.