Раз уж доктор Уотерхаус помогла нам узнать всю подноготную Белестрад, я считала, что обязана рассказать ей о плохих новостях.

— Боюсь, что так, профессор. По крайней мере, похоже на то.

— Какой кошмар! — воскликнула она. — Воспользоваться своим талантом, чтобы наносить людям такой ущерб!

Меня так и подмывало спросить, что ее удивило. Уж конечно, человек, который лжет, будто способен говорить с усопшими, сделает и следующий шаг. В некотором смысле Белестрад входила в ряд наиболее честных образчиков всякого рода ясновидящих.

Но я сдержалась.

— Да, это всех поразило, — солгала я.

— Мне пришлось попросить редактора не отправлять пока книгу в типографию. Я же не могу упомянуть об этом в главе, посвященной Ариэль. Иначе выставлю себя на посмешище.

— Ваш редактор рассердился?

— Вовсе нет. Сказал, что, если в главе о Белестрад будет говориться о том, как ее убил… убила одна из ее жертв… В общем… — Она запнулась.

Я представила, как она снимает очки, щурится и снова их надевает.

— Если добавить упоминание убийства, можно продать больше экземпляров? — предположила я.

— Именно так. Мне это кажется нелепым. Это же научный труд, а не какое-то бульварное чтиво.

Я не стала спорить, но не потому, что согласилась. Ученые, по моему опыту, любят интриги и кровь не меньше непросвещенной публики. К тому же, хотя Уотерхаус и назвала это нелепым, она не проронила ни слова о своем отказе.

Я решила, что раз уж она позвонила сама, можно кое-что выяснить.

— Вы понимаете, что происходит? — спросила я.

— Насчет шантажа? Нет, — ответила Уотерхаус. — Я думала, самое худшее, что может выясниться… ну, в общем, что она такая же, как остальные. Считывала своих клиентов и давала им то, чего они хотят.

— Когда вы присутствовали на спиритических сеансах в ее гостиной, вы никогда не видели чего-то необычного? Какой-то намек на то, что она делала записи, чтобы потом шантажировать клиентов?

— Именно этим она и занималась?

Подробности относительно ее записей еще не просочились в прессу.

— Похоже на то, — сказала я. — Вероятно, она записывала на пленку какие-то признания клиентов о себе или близких, а потом использовала записи, чтобы выманить наличные.

На другом конце линии повисла пауза.

— Док? Вы еще там?

— Да, я здесь, — отозвалась она почти шепотом.

— Вы что-нибудь об этом знаете?

— Я… Я знала про записи.

— Правда?

— Как-то раз я видела, что она вынимает пленку. Магнитофон стоял за фальшпанелью на книжной полке, — сказала Уотерхаус. — Она объяснила, что так она может послушать то, что сама говорит, когда через нее общаются духи.

— И вам это не показалось подозрительным? — спросила я.

— В то время — нет.

А значит, она приняла на веру то, что Белестрад якобы не осознает, о чем говорит, когда в нее «вселяется дух». Я начала подозревать, что Уотерхаус не только была слегка влюблена в покойницу, но и втайне верила в ее способности.

И тут мне пришло в голову кое-что еще.

— А как она поступила с пленкой? — поинтересовалась я.

— Не знаю, — ответила Уотерхаус. — Она поднялась наверх. Потом я услышала какой-то грохот.

— Грохот?

— Мне показалось, что рядом проехал поезд, только поблизости нет никаких поездов.

Я сделала мысленную пометку.

— Это вам поможет? — спросила профессор.

— Может быть. Я расскажу об этом полиции. Мисс Пентикост больше не занимается этим делом.

— Вот как… Так что насчет того человека, который сейчас в тюрьме? Она считает, что это сделал он?

— Она не исключает такой возможности, — ответила я.

— Но что же мне делать с книгой? — взмолилась она. — Я не могу ждать до суда. Это займет несколько месяцев.

Учитывая отсутствие какого-либо сопротивления со стороны Уоллеса, я не думала, что суд продлится так долго.

— Воспользуйтесь трюком газетчиков — почаще вставляйте слово «якобы», — предложила я. — И добавьте побольше сочных подробностей о Белестрад. А не о том, кто ее убил.

Она поблагодарила меня и сказала, что обязательно пришлет экземпляр своей книги, как только та доберется до полок магазинов.

Не успела я повесить трубку, как раздался такой знакомый стук в дверь. Я открыла и увидела хмурое лицо Лейзенби.

— Боюсь, теперь вам не повезло, — сказала я. — Хозяйка дома отправилась навстречу приключениям, и я не знаю куда.

— Ничего страшного. Я пришел к вам.

Я уже собиралась крикнуть миссис Кэмпбелл, чтобы позвонила адвокату, как он добавил:

— Мы его взяли.

Не было нужды спрашивать кого. Вместе с Лейзенби я проехала по мосту до участка на юге Мидтауна. Там лейтенант проводил меня в очередную негостеприимную комнату для допросов. Постучал в дверь и крикнул:

— Направьте на него свет!

Голос изнутри отозвался:

— Готово!

И Лейзенби открыл дверь.

На металлическом стуле сидел Джон Мередит. Переносная лампа светила прямо ему в глаза.

Его нос был заклеен пластырем, явно уже пару дней. От того удара правой сломались не только мои пальцы. Хотя я не стала бы брать на себя ответственность за остальное. Его губа была рассечена в двух местах, один глаз набряк и закрылся, и Мередит скособочился на стуле, словно ему было больно сидеть прямо.

Лейзенби кивнул сержанту, и тот снова закрыл дверь.

— Сопротивлялся при аресте, — пояснил лейтенант, прочитав мои мысли.

— Он заговорил?

— Не сразу. И тогда мы начали предъявлять улики: его нос, кровь на ботинках, металлическую стружку.

Стружка была моей заслугой. Молодой самодовольный доктор упомянул, что извлек из моего лица несколько острых кусочков металла, попавших туда с ботинка нападавшего. Я выковыривала похожую стружку из своих подошв после визита в «Сталелитейную компанию Коллинза».

Это сводило круг подозреваемых к двум вариантам: Мередиту и Рэндольфу Коллинзу, а может, первый действовал по указке второго. Или это был какой-то третий работник фабрики, получивший указания от кого-то еще. Я поведала Лейзенби о своих догадках, когда он навещал меня в больнице.

— Не так уж много улик, — заметила я. — И все косвенные.

— Верно, — согласился Лейзенби, улыбнувшись в бороду. — И тогда я рассказал ему о свидетельнице.

— Свидетельнице?

— Старушке, которая выглянула из окна как раз в нужный момент и увидела, как Мередит натягивает на голову чулок. Милая болтливая старушка. Чья-то любимая бабушка. Я объяснил ему, что в суде она произведет фурор и загонит последний гвоздь в крышку гроба, когда мы обвиним его в попытке убийства. Он сломался и сказал, что узнал о вашем… о вашей встрече с Ребеккой от ее брата.