Над Временным правительством нависла реальная угроза быть свергнутым в ближайшие дни. Этому способствовал тот факт, свидетельствовал дублер Савинкова Филоненко, что «поведение Петроградских частей было ниже всякой критики». В результате, как отмечал А. Верховский, «во время корниловского мятежа одна кавалерийская дивизия или полк тяжелой артиллерии могли разогнать весь Петроградский гарнизон»[1031]. Те же Петроградские части высланные Керенским навстречу Корнилову заняли нейтральную позицию. Корнилов дошел бы до Петрограда…, если бы не Совет.

Совет остался единственной силой и «действовал, как в лучшие дни революции»[1032]. Кронштадт прислал матросов, началось массовое создание отрядов Красной гвардии, на улицах и заводах строились баррикады, в первые же дни в рабочую милицию вступило 25 000 человек, десятки агитаторов были направлены навстречу частям Корнилова. Вся власть по сути перешла в руки Совета, он начал массовые аресты среди тайных обществ корниловцев. Общее число арестованных превысило 7000 человек. «Организованное Советом Железнодорожное бюро работало с остервенением, мешая продвижению эшелонов с частями Крымова… Батальон ремонта путей бесследно исчез. Крымов отдал приказ продвигаться дальше пешком, но из этого ничего не вышло, так как не удалось решить вопрос с питанием. Солдат буквально забрасывали прокламациями Временного правительства и Советов… Местные гарнизоны — например, в Луге — угрожали расстрелять эшелоны из пушек…»[1033].

«Дикую дивизию должна была встретить большая мусульманская делегация, организованная Советом. Огромное количество прокламаций от мусульманских организаций и Совета было напечатано на основных языках народов Кавказа…». Агитаторы выходили прямо к солдатам и офицеры ничего не могли сделать. Армейские комитеты по всему фронту начали аресты офицеров. На Юго-Восточном фронте был арестован Деникин вместе с начштаба. На Севере ген. Клембовский передал свой пост революционному генералу Бонч-Бруевичу… «Батальон георгиевских кавалеров заявил, что поддерживает Советы и устраивал постоянные стычки с туркестанцами. В собственном полку Корнилову пришлось арестовать восемь офицеров за неподчинение приказу. В ставку перестали подвозить оружие, продукты питания, фураж. Революционный контроль над почтой телеграфом практически изолировал ее от остальной России»[1034]. Командующие Кавказским и румынским фронтами, а так же многие генералы заявили о своей поддержке правительства[1035].

Назначенный новым военным министром, А. Верховский заявил, что пора «покончить с этой насмешкой над здравым смыслом. Корнилов… должен быть немедленно арестован». К Ставке началось массовое выдвижение фронтовых частей выступивших на стороне Советов и правительства. Этому движению Корнилов мог противопоставить только свой полк, 5 батальонов поляков и туркестанские части кавалерии, (русская часть кавалерии, заявила о своей лояльности к Временному правительству)[1036].

Судьба мятежа была решена в течение нескольких дней «уже 29 августа стало очевидно, что вся реальная сила страны — против Корнилова… Корнилов оказался в абсолютной изоляции…, мятеж был окончательно и бескровно подавлен. Корнилова не поддержала ни одна сколько-либо значительная политическая организация, он не мог опираться на силу какого-либо класса»[1037]. ««Реалистическая» политика непримиримого крыла буржуазных интеллектуалов, которые поставили своей целью освободить государство от гнета всей «революционной демократии», не имея при этом в распоряжении никакой реальной силы, может озадачить кого угодно, — замечал в этой связи Керенский, — Поистине, бог лишает разума тех, кого хочет наказать»[1038].

В то же время, отмечал Деникин, «тот факт, что защиту его (Временного правительства) в основном пришлось организовывать Петроградскому Совету, в глазах граждан означало полное банкротство правительства»[1039]. «В первой половине сентября правительства в стране не было, — подтверждал В. Войтинский, — Кабинет, самоупразднившийся 26 августа, в начале конфликта со Ставкой, с тех пор не был восстановлен… При отсутствии власти в центре, на местах шел процесс распада государственной ткани, развивалась анархия»[1040]. Московский городской голова, кадет Н. Астров уже 1 сентября восклицал с трибуны городской Думы, обращаясь к социал-демократам: «Возьмите власть — она валяется на улицах Петрограда»[1041].

Одновременно восстание Корнилова, привело и еще к одному совершено неожиданному эффекту, отмечал Керенский, «возбудив в массах психологию полнейшего недоверия к властям, (оно) воскресило в Советах большевизм и его тенденцию узурпировать функции правительства»[1042]. «Совершенно объективно можно отметить после Корниловского выступления повсеместное развитие большевицких ячеек и постепенный, все больший захват большевиками Советов…», — подтверждал П. Милюков[1043]. Причина этого «воскрешения», по словам С. Мельгунова, заключалась в том, что «большевики были призваны к борьбе с Корниловым во имя защиты революции… Можно даже сказать, что они сыграли в эти дни главенствующую роль…»[1044].

Перелом, который произошел в сознании масс, передавала американская журналистка Б. Битти: «До корниловского мятежа они (матросы) склонялись к тому, чтобы принять методы меньшевиков и проявить лояльность. Дело Корнилова, которое они расценили как атаку на революцию, смыло их лояльность и толкнуло в ряды радикалов»[1045], после корниловского мятежа матросы обезумели «от того, что они сочли атакой на революцию»[1046].

А. Керенский в своих воспоминаниях неоднократно, в разных вариациях повторял: «авантюра Корнилова была прологом к большевистскому перевороту. Если бы не было 9 сентября не было бы и 7 ноября», «я весьма серьезно могу заявить, что большевики должны воздвигнуть на одной из площадей прежней России обелиск Корнилову…»[1047].

Тем не менее, Керенский попытался перехватить инициативу: С целью противодействия Петросовету он образовал 1 сентября новый орган власти — Директорию («Совет пяти»), которая провозгласила Россию республикой и распустила IV Государственную думу. 3 сентября Временное правительство единогласно одобрило меры по: переезду к концу ноября правительства в Москву; введению в Петрограде военного положения; срочного отзыва с фронта в распоряжение правительства надежных войсковых частей, способных «отразить нападение справа, единственное, которое нам угрожало в начале сентября»[1048].

Одновременно правительство было вынуждено пойти, по сути, на официальное признание большевиков, освободив 4 сентября Троцкого, «в те же дни государственная власть широко открывала двери петроградских тюрем и выпускала на волю многих влиятельных большевиков…»[1049]. С другой стороны, страх перед контрреволюцией привел к тому, что после корниловского выступления Временным правительством были арестованы все участники мятежа, составившие позже костяк Белой армии. Через несколько дней была ликвидирована Ставка.

В свою очередь «революционная демократия в лице Петроградского Совета огромным большинством голосов левых эсеров и большевиков (уже) требовала отстранения от власти не только партии народной свободы (кадетов), но и всех цензовых элементов, и передачи ее в руки исключительно «революционного пролетариата и крестьянства»[1050]. По данным Штейнберга, из 165 резолюций разных провинциальных организаций не менее 115 высказались за переход всей власти в руки Советов, причем солдатские комитеты оказывались часто левее рабочих.