Свет лучей погас. Ей пришлось вернуться в покои. Да, там можно было посмотреть в окно – и за ним сияло настоящее огромное солнце, освещающее весь мир. Но уже не для неё…

Через несколько дней уехал Пьер. Она простилась с ним и осталась одна, и теперь ещё больше ей хотелось простора, воздуха, жизни…

Заир каждый день навещал её, но это была его жизнь, его мир вокруг, а не её, и его поддержки было мало для того, чтобы она могла чувствовать себя живой!..

Султан тоже пытался приходить чаще, но тогда она сама уходила подальше, в пустую одинокую комнату, не желая видеть его и мечтая только о свободе. Но даже мнимых её остатков Доминик вскоре лишили…

Она узнала об этом, когда собралась в очередной раз отправиться в сад, – она подошла к двери, ведущей из покоев в коридор, как вдруг перед ней склонилась Бухзатан.

– Мне жаль, но повелитель строго приказал… Вам больше нельзя покидать ваши комнаты! – в её глазах действительно было сожаление.

«Моя голова почти на плахе…», – вдруг подумалось Доминик. Она поняла, как её решили обезопасить. От жизни. «Ни шагу туда, где могу делать, что хочу. Видимо, моя свобода и мои желания в глазах других действительно достойны только запрета… Но ведь они – это мой выбор, и он тоже имеет право быть?..».

Она устало вернулась в спальню. Единственное убежище, которое ей осталось, – укрыть голову подушкой, чтобы не слышать чужих голосов, чтобы попытаться забыть, что в любой момент могут войти служанки, стремящиеся чем-нибудь угодить…

Не одну её ужаснул этот новый приказ, запрещающий выпускать её из отведённых покоев. Заир аль-Хикмет, услышав слова повелителя, не сумел скрыть, что ошеломлён.

– Она не выдержит! – не сдержавшись, воскликнул он, во все глаза глядя на бесстрастного султана.

– Выдержит. Столько странствий, столько эмоций; столько сочувствия и сострадания… Она всегда будет бороться за жизнь – и потому будет жить. Даже в закрытой комнате.

– Она возненавидит.

– Ей не присуща ненависть. Она смирится.

– Тогда она изменится, станет другой…

– Она любая будет дорога мне.

– За что? – вдруг спросил Заир. Он не понимал, как можно сначала давать свободу, а потом – закрыть в комнате, как будто прежняя свобода – это всего лишь непозволительная, грубая ложь.

– Потому что она способна уйти – и страдать. Она выходит со стражей, со служанками – и сбегает; а они нужны только для её защиты. Она идёт дальше – к другим людям, которые не должны и не хотят её защищать, и они нападают на неё, лишают настоящей свободы. К чему ей встречаться с другими людьми? Она слишком откровенно внимает чужим печалям – и страдает сама. Пусть лучше сидит за закрытой дверью, где не услышит ничего, что её растревожит. И со временем она поймёт, что для её ранимой души это лучшее, что только может быть!

Взгляд султана был непреклонен, и Заир аль-Хикмет прекрасно его знал – он не сумел бы его переубедить.

Всё, что он мог теперь сам, – это утешать Доминик. Но утешения ей были не нужны. Как только, посещая её, он снова и снова заводил этот разговор, она переводила тему – эта давалась слишком тяжело, и она не желала ничего слушать… Мало того, что нельзя было никуда выйти, так с каждым днём всё сильнее давило чувство, что слуги просто мучают её своим вниманием! Даже ночью настырные служанки ждали, когда она заснёт, чтобы наверняка знать: сегодня госпожа не исчезнет. Она была окружена со всех сторон. И теперь точно знала, чего от неё все хотят – смирения…

В очередной раз, когда султан в сопровождении Заира и нескольких слуг, пришёл к ней, Доминик снова ушла в дальнюю комнату. Раздасованный Юсуф, поняв, что и сегодня она с ним говорить не будет, приказал слугам разложить новые драгоценности, которые они принесли. Но не успел он ещё покинуть её покоев, как неожиданно она вернулась.

Она неспешно подошла к столу и, задумчиво постучав по нему пальцем, неуверенно произнесла, стараясь не встречаться взглядом с владыкой:

– Предлагаю вам партию в шахматы.

Он тонко улыбнулся, чуя подвох, и тот не заставил себя ждать – заметив его улыбку, Доминик насупилась и добавила:

– Не для развлечения… Если я выиграю, вы возвращаете мне свободу передвижения.

– Вы хотите снова покидать эти покои? Зачем? Не лучше ли потратить своё желание на нечто, более полезное?

– А вы можете дать мне что-то большее? Позволить уехать из города, например? – пристально взглянула она. Но этого он не мог. – Тогда остановимся хотя бы на той мнимой свободе, что была у меня раньше.

Юсуф помолчал. Он не сомневался в своей победе, но и не торопился принимать вызов – он желал показать, что ему не по нраву играть на её свободу, ту, которую он уже забрал. И лишь ради выполнения её прихоти он всё же согласился…

В покои принесли великолепные каменные шахматы, вырезанные из полудрагоценных пород. Доминик раньше частенько играла, и сейчас шахматы могли спасти её, если бы она сумела собраться с силами и победить, и она была донельзя сосредоточена.

Первую пешку она брала медленно, вымеряя, куда поставить, – словно выбирала свой жизненный путь. Юсуф отвечал быстро. Она медленно размышляла над новым ходом, а он молниеносно отвечал… Вскоре от спокойствия, с которым она начинала игру, не осталось и следа – она всё больше нервничала, а он становился всё сосредоточенней. Они играли уже довольно долго – дольше, чем рассчитывал сам Юсуф, – но ещё избегали серьёзных потерь. Пока Доминик не увидела незащищённую ладью…

Она забрала её, рассчитывая в пару ходов поставить противнику мат. Она была уверена, что конец игры уже близко, и не ошиблась!

В каком-то исступлении, видя только одну цель – чужого короля, она переставляла фигуры, пока её пальцы, зажав каменного коня, вдруг не зависли в воздухе в попытке выбрать ход.

– Шах и мат! – в повисшей тишине Юсуф произнёс слова, которые желала сказать она сама. Но теперь до неё не сразу дошло их значение – как будто они преодолевали огромное пространство из глухих мест, сквозь туман.

На лице Заира мелькнула досада, которую султан всё же успел заметить.

– Не может быть! Всё было выверено, все ходы были… – она замерла, уставившись в одну точку на доске. Это был факт – она действительно проиграла.

Ей захотелось закрыть лицо руками, но она сдержалась. Только помрачнела.

– Кстати, забыл назвать выигрыш при моей победе, – произнёс султан. – Пусть в дополнение к этим украшениям для вас будет ещё один подарок: моё условие на победу будет тем же, что и озвученное вами!

Доминик подняла голову, не веря своим ушам. Но он смотрел серьёзно, и она поняла, что он не шутит. На лице её было явное изумление и что-то сродни нерешительной радости, и губы его тронула тонкая улыбка. Он знал, что теперь она просто обязана быть ему благодарной! И ведь не в первый раз он был так великодушен!.. – оставалось лишь ждать, когда чувство благодарности, накопившись, сумеет перебороть столь нелепые желания несуразной свободы…