За ковром загремели ключи, чтобы в последний раз впустить слуг, принесших кушанья. Поставив подносы, они ушли. И Доминик, больше ни о чём не думая, осторожно, как кошка, крадущаяся к куску мяса, пересекла зал и, пока никто не видел, всыпала в кувшин под колонной снотворное. А затем отошла подальше.

Внезапно с громким счастливым смехом она начала бегать от подноса к подносу, рассматривая блюда. А потом подскочила к бассейну и со звенящим хохотом выплеснула воду из кувшина на купающуюся чёрненькую.

Это привело наложниц в настоящее замешательство: некоторые застыли, поднеся кусок еды ко рту. Это дало Доминик возможность сразу избавиться и от второго кувшина.

– Да она сумасшедшая! – завопили красавицы, в ужасе бросив трапезу.

Та же, не теряя ни минуты, кинулась к третьей амфоре. Подбежав, она поняла, что сзади её догоняют опомнившиеся наложницы. Обернувшись, она выплеснула воду на них и, чтобы не вызывать подозрений по поводу последнего кувшина, посмотрела на него безумным взглядом, сделав вид, что собирается бежать и к нему.

– Нет! – заорала Джала, схватив оставшуюся амфору. – Не отдам! Ты безумная! Ты оставила нас без воды – это последнее, что у нас есть до утра!

– Да? – удивилась та. – Разве напитки не приносят, когда мы захотим?

Виновато оглянувшись, она увидела, что окружающие смотрят на неё настороженно и даже испуганно.

– Ой, простите! – чуть не плача, добавила она, однако, таким хищным взглядом посмотрев на кувшин в руках Джалы, что та только крепче прижала его к себе.

Остаток вечера недовольны были все – но лишь Доминик притворялась. Пару раз она печально поднималась из своего одиночества, которым её наградили, и демонстративно просила у наложниц глоток воды. Но те уже разделили остатки между собой, чтобы сумасшедшей не досталось ни капли драгоценной жидкости, которую она так не берегла. Видимо, никто уже и не хотел, чтобы она становилась своей… Только Камила пыталась с ней поделиться, но Доминик удалось отказаться, не вызывая подозрений.

Когда на веки наложниц спустилась ночь, она осторожно спряталась за шторами. Луна была закрыта тучами, в темноте чуть дальше окна уже ничего нельзя было разглядеть, и она надеялась только на свой слух.

Он её не подвёл, и вскоре она услышала долгожданный шорох, а вскоре и увидела Тахира.

– Спят? – спросил он, доставая небольшой инструмент. – Я буду пилить, а ты предупреди, если кто-то войдёт в комнату!

Она кивнула и повернулась к окну спиной, чтобы следить за гаремом.

Но никто чужой не нарушил этот покой.

Снотворное было качественным, пила – острой. И вскоре из резной решетки получился сносный проход.

– Переоденься, – протянул Тахир ей мягкий свёрток.

Снятый наряд цвета надоевшей халвы она утянула в узелок, собираясь забрать с собой, чтобы погоня думала, что в нём она и сбежала. На разговоры времени не было, и она промолчала, хотя у неё сразу возник один вопрос: как у молодого араба оказались даже не те истёртые вещи, что носил ученик Джохар, а мужской походный костюм, в котором она ушла из дворца?..

Конечно, Тахир рассказал бы ей, что на днях на базаре старик Саид аль-Беруни среди своих кувшинов и блюд стал продавать элегантный мужской костюм, который ему самому никак не мог быть впору. Тогда-то Тахир и услышал историю, что гончар нашёл эти вещи в пристройке, где недавно жил его ученик, и выкупил их, смекнув, что девушке они наверняка понадобятся.

Они выбрались на улицу. Свобода охватила её измученное сердце, и Доминик помчалась в темноту ночи вслед за молодым мужчиной.

Остановились они, только когда выбрались на окраину города, к красильным чанам. Они присели на каменный край, чтобы передохнуть, и она поняла, что теперь можно кое-что прояснить.

– Так кто ты?

– Торговец.

– И каков твой товар, что ты ходишь с Ризваном? – ехидно спросила она, но тут же смутилась, вспомнив, что он только что её спас.

– Теперь я уже не торгую… Я должен выплатить ему долг, поэтому каждый день хожу за ним и выполняю поручения.

– А что за долг?

Он напрягся, не желая отвечать, но потом вздохнул:

– Мой отец когда-то был знатным торговцем… Одежда, шелка, бархат привозились из разных городов. Когда его лавка досталась мне, мы с сестрой ни в чём не нуждались, деньги плыли к нам рекой… Но потом всё изменилось – корабль с товарами, что шёл в Яффу, не пережил шторма. Затем караван разграбили, ещё один корабль пропал… Богатство исчезло, как не было… Тогда старый друг семьи…

– Джазил? – вдруг предположила она, насторожившись.

– Да, старик, которого ты видела… – удивился он её догадливости. – Джазил был добрым другом нашей семьи, другом моего отца. Он попытался нам помочь – его родственнику нужен был помощник, чтобы отвести караван в Медину, и он посоветовал меня. А когда я вернулся обратно… Всё стало ещё хуже: меня обвинили в пропаже шкатулки с драгоценностями, которую я должен был привезти. Но, поверишь, ни о какой шкатулке я раньше и не слышал!.. Свидетели от меня отказались, и меня обязали выплатить этот долг. Пришлось продать дом, у меня больше ничего не осталось. Но самое драгоценное, что у меня было всегда, – моя сестра Даурия, – тоже пропала…

– И никто не помог искать? Друг семьи ничего не знал?

– Джазил… Лучше бы он молчал, уверяю тебя! Но, считая своим долгом рассказать мне правду, он объяснил, что в моё отсутствие Даурия приходила к нему – просила взять её в жёны, потому что устала быть одна. Он согласился и даже дал ей денег, но она взяла их и сбежала. Моя милая бедная Даурия!..

– А какого цвета были её волосы?

– Рыжее солнце, палящий закат… С тех пор её больше никто не видел. А те деньги, что Джазил заплатил за неё, меня обязали ему вернуть. У меня уже ничего не было, и меня должны были наказать, но господин Ризван ибн Маариф сжалился надо мной и выкупил мой долг. Вот отчего мне приходится ходить за ним и выполнять его приказы – в уплату.

Он замолчал, и Доминик больше не решилась его расспрашивать.

Вокруг постепенно светлело. Приближалось утро.

– Тебе нужно уходить. Поднимется шум, тебя будут искать… И есть те, кто уже видел тебя в мужском костюме, – они смогут тебя узнать, – добавил он, и она осторожно ответила:

– У меня нет пропуска, чтобы пройти через городские ворота.

– У меня есть – я тебе дам. Ризван знает, что я никуда не денусь, потому иногда я выхожу из города по его поручениям – встретить каких-нибудь людей, кому-нибудь что-то передать…

– Тогда почему ты не сбежишь? – изумилась она. – Ведь ты же ни в чём не виноват, тебя ложно обвинили алчные люди!

Он пожал плечами.

– А куда? Мне больше некуда идти. Тем более, он это предусмотрел – кади назначил в случае побега такую цену за мою голову, что дешевле выполнять поручения Ризвана.