не реализован полностью». Этот потенциал можно расширить «путем преодоления старения, когнитивных недостатков, непроизвольного страдания и нашего заточения на планете Земля». Отдельным людям должен быть предоставлен «огромный персональный выбор в отношении того, как именно поддерживать жизнь», включая «использование методов, которые могут быть разработаны для улучшения памяти, концентрации и умственной энергии; терапию продления жизни; технологии репродуктивного выбора; крионические процедуры; и многие другие возможные технологии модификации и улучшения человека»[320]. Трансгуманизм, подобно евгенике и большинству религий до нее, обрисовывает мир, в котором люди преодолевают ограничения своей нынешней биологии.

Но если изображаемый Ницше сверхчеловек приводит к зловещим последствиям[321], то трансгуманисты и им подобные предлагают идею сверхразума, в котором возможности человека и машины объединяются в единую сеть эволюционной революции. Эта идея и пугает, и привлекает.

Вся история человеческого существования сводится к непрекращающейся борьбе за повышение шансов на выживание за счет накопления калорий, защиты от сил природы и размножения. Три шага вперед, которые мы делаем как вид, отбрасывают нас на два шага назад, ведь бесконечный процесс обучения уступает место возрастному увяданию мозга и разрушительной силе смерти. И если генетические технологии помогут нам жить здоровой и долгой жизнью, накапливать знания и делать множество вещей намного лучше – или хотя бы заставят нас почувствовать, что мы в силах бороться с капризами собственной биологии, – то мы как общество не сможем устоять перед их магнетизмом.

Однако интеллектуальная связь между евгеникой и трансгуманизмом должна стать предупреждением для каждого из нас. Сказать, что мы можем и, возможно, должны что-то сделать, совсем не означает, будто это «что-то» не должно иметь ограничений. Даже в самых либеральных обществах есть законы, указывающие людям на то, что они могут и не могут делать в своей личной жизни и за ее пределами. Будущее генной инженерии – это во многом будущее человечества. И чтобы обеспечить наше будущее, его необходимо принять. А чтобы оградить нас от нас самих, наши действия необходимо регулировать.

Но настоящая проблема, с которой мы сталкиваемся сегодня, такова: наука развивается экспоненциально, тогда как ее общественное понимание увеличивается линейно. Нормативная база, которая нужна нам, чтобы найти правильный баланс между научным прогрессом и этическими ограничениями, развивается слишком медленно. И все это происходит в мире, в котором найти точки соприкосновения становится все труднее. Этому способствуют явные культурные и социальные различия, подпитываемые постоянно растущим уровнем конкуренции как внутри обществ, так и между ними.

Глава 9

Мы вмещаем множества

Мы, люди, не просто многообразный с точки зрения генетики вид. Наше многообразие проявляется и в культурном отношении. Во многом именно это делает наш мир таким интересным, а наши отношения – взаимовыгодными.

Многообразие мнений и концепций является нашим ключевым преимуществом. Но иногда за него приходится платить. Мы по-разному подходим к ряду вопросов, так или иначе связанных с будущим генной инженерии человека: к нашим отношениям с окружающей средой, к способам выращивать пищу и причинам зарождения жизни. Когда разногласия по этим вопросам становились огромными, мы начинали спорить, хладнокровно соперничать, пытаясь одержать одержать верх, а иногда даже бороться, чтобы доказать свою правоту. Изучение того, как велись дебаты по вопросам, связанным с генной инженерией человека, может служить индикатором возможных сценариев развития генетической революции, а также стать предупреждением о том, насколько трудными будут последующие шаги.

Генная инженерия включает изменение природы такими способами, которые наши предки не могли себе представить. Наши предки плавали в океанах, ползали по суше, качались на деревьях… они физически не могли нанести серьезный ущерб окружающей среде. Мы были одним из многих видов, борющихся за выживание во враждебном и опасном мире вокруг. Мы балансировали на грани голода, страдали от болезней и защищались от хищников, пытающихся нас убить.

Но как только появилась возможность, мы, люди, научились давать отпор превратностям природы. Мы создали оружие, чтобы убивать других животных, а иногда и друг друга; сельское хозяйство как стабильный источник калорий; и лекарства для борьбы с естественными болезнями. Одни человеческие сообщества были более хищными, чем другие, но все мы подстроили мир под собственные нужды.

Даже общины охотников-собирателей, в чьих традициях почитать силы природы, несут ответственность за массовое вымирание других видов. Например, после того как 13 000 лет назад предки американских индейцев пересекли Берингов пролив, исчезло множество видов Нового света, включая мамонтов, мастодонтов, ужасных волков, гигантских бобров и западных верблюдов[322]. Та же участь постигла естественную среду обитания животных, когда первые люди прибыли на Гавайи, в Новую Зеландию, на остров Пасхи и во многие другие места.

Ранние западные богословы пытались объяснить господство человека над природой ссылками на Ветхий Завет. «Сотворим человека по образу Нашему, – говорит Бог в Быт. 1:26, – и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле»[323]. На смену философии доминирования человека над природой в европейском обществе пришли достижения в области науки и промышленности, которые использовались для жестокой колонизации и безжалостной эксплуатации остальной части мира. Во второй половине XX века отношение большинства европейцев вновь изменилось. С тех пор европейцы стали главными защитниками окружающей среды и чемпионами в глобальных попытках замедлить изменение климата.

Европейские поселенцы в США вырубали огромные площади лесов под плантации, стирали с лица земли крупные экосистемы, застраивали землю фермами и превращали животных (например, бизонов) в объект охоты – часто ради спортивного азарта, подвергая риску само существование отдельных видов. Затем Джон Мьюр и другие защитники природы вдохновили Тедди Рузвельта создать в США первые национальные парки, и экологическая сознательность стала расти. В течение трех знаменательных лет с 1969 по 1971 год были основаны организации «Друзья земли», «Совет по защите природных ресурсов», «Гринпис» и «Агентство по охране окружающей среды» США. Кроме того, был провозглашен первый День Земли.[324]

Через серию кардинальных изменений в государственных и общественных взглядах на природу прошел и Китай. В традиционной китайской культуре ценилось чувство гармонии человека и природы. Единство человека и природы, Tiān rén hé yī, упоминают в основных философских учениях Китая – конфуцианстве и даосизме. Мэн-цзы, великий философ IV века до н. э., писал: «Не закидывайте густых сетей в пруды и водоемы, тогда рыб и черепах тоже не под силу будет съесть. Ходите в лес с топорами и секирами в надлежащее время, и древесины у вас будет не под силу извести»[325]. Такая гармония, равно как и в других культурах, была идеалом, но не всегда достижимым.

После того как в 1949 году к власти пришли Мао и