class="p1">Самые первые изменения международных параметров, в рамках которых действует внутренняя политическая экономия Японии, произошли в финансовой сфере: распад Бреттон-Вудской системы и переход к плавающим курсам валют и более свободному движению капитала в мире. Эти события начали оказывать существенное влияние на Японию, когда в декабре 1979 года Токио пересмотрел свой Закон о валютном регулировании и начал разрешать более свободные трансграничные операции японских банков, фирм по ценным бумагам и страховых компаний. В ответ на действия рыночных сил капитал начал все более свободно перемещаться через границы Японии в объемах, которые с 1980-х годов достигли трлн долларов США, как показано на рис. 10.1.

В то же время, однако, внутренние ограничения в корпоративном управлении и в системе земельных стандартов препятствовали японским национальным банкам, торговым компаниям и производителям в их стратегическом реагировании на углубление трансграничной конкуренции за дешевый внутренний японский капитал. Внутренняя негибкость и опасные долги внутри Японии, усиленные действовавшими там кругами компенсации, мешали японским финансовым институтам использовать новые возможности для международного арбитража. Таким образом, нерешительность японских фирм дала новые значительные возможности иностранным конкурентам, которые стали главными посредниками в новых быстро расширяющихся транстихоокеанских торгово-финансовых потоках, о которых говорилось ранее [Katz 2003: 165–167]. Сохраняющаяся ригидность внутренних финансов Японии также препятствовала тому, чтобы японские фирмы могли сыграть в стимулировании выхода Японии из рецессии в 1990–2000-х годах динамичную и потенциально важную роль, которую они когда-то сыграли в предыдущих экономических успехах своей страны. Результатом этого стала затяжная внутренняя стагнация.

Рис. 10.1. Общее количество ценных бумаг казначейства США в Японии

Источник: U. S. Department of Treasury, Historical Data from the Surveys during 1974–2014. URL: http://www.treasury.gov/resource-center/data-chart-center/tic/Pages/fpis.aspx (в настоящий момент ресурс недоступен).

Примечания: 1) Данные до 2002 г. включают только долгосрочные авуары. Данные за 2002–2014 гг. включают как долгосрочные, так и краткосрочные авуары; 2) Данные за 1978–1994 гг. отражают позиции на конец декабря, данные за 2000 г. — на конец марта, а данные за 2002–2014 гг. — на конец июня.

В 1980–1990-е годы, особенно после распада Советского Союза и угасания холодной войны, скорость информационных потоков и политического взаимодействия через национальные границы в глобальном масштабе также начала увеличиваться [Ferguson et al. 2010]. Этот процесс еще более ускорила телекоммуникационная революция, а также рост негосударственных субъектов, включая как транснациональные корпорации, так и неправительственные организации. Местные информационные картели и негибкость внутренней политики не позволяли Японии адекватно реагировать на революционные глобальные изменения или хотя бы полностью их осмыслить. Такая парохиальная негибкость препятствовала как глобализации, так и экономическому росту Японии.

По мере ускорения темпов глобальных изменений в 1980–1990-х годах разрыв между внутренними структурами страны и событиями в остальном мире становился для нее все более критическим и разрушительным. Между тем структурная ригидность внутри самой Японии, вызванная внутренними кругами компенсации, продолжала усиливаться. Тот факт, что многие из все более конкурентоспособных азиатских соседей Японии приняли глобальные изменения быстрее, чем сама Япония, еще больше усугубил проблемы Токио. Теперь вопрос заключался в том, сможет ли Япония реагировать и как, поскольку разрыв между ее медленными изменениями и быстро развивающейся глобальной системой продолжал увеличиваться. Зарождающиеся в 2013–2016 годах в рамках абэномики инновации, такие как Национальные стратегические особые зоны (коккэ сенряку токку)[300], начали менять эту динамику лишь в незначительной степени.

Разработка эффективного ответа

По мере усложнения глобальных проблем и увеличения числа трансграничных операций человеческие сообщества приобретают в международных делах все большее значение. Круги компенсации — это человеческие сообщества, которые в своем внутреннем контексте продемонстрировали собственную способность сохранять социальную стабильность и распылять экономические риски. При условии наличия достаточных ресурсов для распределения между членами круга эти круги также могут принимать политические инновации. Проблема в отношениях Японии с остальным миром заключается не в кругах компенсации как таковых, а, скорее, в парохиальной предвзятости, которую внутренние круги почти неизменно порождают благодаря их внутригрупповой предубежденности и отсутствию институтов, способных и желающих противостоять этой парохиальной ориентации.

Лидерство и проблема коллективных действий

Одной из отличительных особенностей японской политической экономии с точки зрения сравнительной перспективы является, несмотря на риторику абэномики, отсутствие структурных катализаторов перемен. Япония — однородное общество, в котором нет ярко выраженного регионального деления, в отличие даже от подобных однородных стран, как Корея и в некоторой степени Германия. В отличие от большинства других стран «большой семерки», в Японии не так много глубоких социально-экономических различий или плюралистических интересов, например, в ней отсутствуют мощные профсоюзы. В институциональном плане, в отличие от Кореи или США, страна не имеет сильной исполнительной власти, а законодательный процесс здесь очень сложен, что дает широкие возможности для различных внутренних игроков с правом вето. Кроме того, важные секторы политической экономики, включая большинство из тех, которые рассматриваются в этой книге, сильно зарегулированы и являются прибежищем мощных укоренившихся интересов, ориентированных на статус-кво. Предлагаемые здесь модели дифференциации в общем виде представлены на рис. 10.2.

В целом в японской политической экономике существует мало центров власти, которые могли бы явиться альтернативой чиновникам и политикам и послужить точкой сплочения и катализатором крупных структурных изменений. В этом отношении сегодняшняя Япония находится в гораздо менее динамичной ситуации, чем Япония эпохи позднего Эдо, когда такие отдаленные регионы, как Тёсю и Сацума, могли служить катализаторами грандиозных перемен [Craig 1961]. Такие предложения по структурным реформам, как «третья стрела» абэномики, вполне могут расширить круги компенсации за счет расширения же возможностей для женщин в трудовой сфере. Однако эти предложения не способны коренным образом изменить социально-политическую однородность Японии в целом[301].

Монистическая социально-политическая структура Японии, ее слабые центральные институты и высокая степень регулирования приводят к тому, что, за исключением кризисных ситуаций, провести решительные структурные изменения здесь сложно. В частности, с конца 1940-х годов было невероятно трудно централизовать власть для преобразования существующих социальных структур политическими средствами, даже при таких влиятельных, предприимчивых лидерах, как Ясухиро Накасонэ, Дзюньитиро Коидзуми и Синдзо Абэ. Только рыночные силы, похоже, способны осуществить серьезные преобразования, как это произошло при постепенном изменении структуры кейрецу с 1990-х годов [Schaede 2008: 254–255; Vogel 2006: 218–220]. Однако по причине широко распространенных распыляющих и распределяющих риски кругов компенсаций даже вызванные рынком структурные изменения даются нелегко.

Рис. 10.2. Регулирование и централизация в сравнительной перспективе

Источник: Рисунок автора

Если заглянуть в будущее, то у Японии есть несколько вариантов. Один из них — отказаться от концепции кругов компенсации как парадигмы для упорядочения государственной политики и принять такие трансцендентные глобальные