концепции и предприниматели, которые работают над их реализацией, во внутреннем политическом процессе? В этом отношении показателен анализ судьбы крупных реформаторских инициатив, находящихся в противоречии с парохиальной направленностью основополагающей консервативной политики Японии.

С того времени, как начало нарастать давление глобализации, то есть с 1970-х годов, при значительной поддержке предпринимательского бизнеса существовало три крупных движения за политические реформы: (1) Новый либеральный клуб середины 1970-х годов; (2) Партия обновления Японии и партия Сакигаке начала 1990-х годов, которые объединились для избрания в 1993–1994 годах Морихиро Хосокавы и Цутому Хаты премьер-министрами; и (3) Демократическая партия Японии, которая в 2009 году избрала премьер-министром Юкио Хатояму и правила Японией в течение трех лет, пока в декабре 2012 года не уступила власть Либерально-демократической партии (ЛДП). Первая из этих партий была частью реформаторских ассоциаций, в которых доминировала ЛДП; вторая составила ядро двух коалиционных кабинетов (Хосокава и Хата), просуществовавших менее года; а третья пришла к власти, имея в нижней палате парламента подавляющее большинство, но потерпела поражение на перевыборах спустя чуть более трех лет пребывания у власти. Консервативная ЛДП, с которой были связаны практически все круги компенсации и которая поддерживала их с помощью субсидий, контрактов и благоприятного регулирования, напротив, удерживала власть более 90 % времени, прошедшего с момента ее основания в 1955 году.

Все три этих реформаторских движения пользовались определенной поддержкой бизнеса — от предпринимателей потребительской индустрии, таких как Акио Морита из Sony в первых двух случаях, до Казуо Инамори из Kyocera в случае Демократической партии Японии. Примечательно, однако, что поддержка со стороны бизнеса исходила от предпринимателей-индивидуалистов и была незначительной со стороны связанного с кругами компенсации крупного бизнеса. Также бросается в глаза, что реформистские коалиции находились у власти недолго и не смогли добиться прочного институционального оформления или существенных политических достижений, несмотря на то что они выступали с программой, которую разделяло большое количество японцев.

Японская политико-экономическая система периодически порождает непартийные движения, которые также стремятся кардинально изменить Японию. Одним из наиболее важных таких движений, история которого иллюстрирует дилеммы, стоящие перед глобализирующимися реформаторами в современной Японии, является Японская ассоциация новой экономики (JANE), известная на японском языке как Син Кейзай Ренмей, или Синкейрен. Основанная Хироси Микитани в феврале 2010 года, JANE выдвинула ряд получивших широкую поддержку японской общественности конкретных реформаторских предложений с сильной экономической логикой, включая снижение платы за посадку в основных международных аэропортах Японии; дерегулирование использования Интернета и снижение за него платы; продвижение электронной торговли; создание национальных стратегических экономических зон; и реформы образования для развития компьютерной грамотности и свободного владения английским языком[292]. На выборах в Палату советников в июле 2013 года она содействовала избранию шести влиятельных политиков, разделяющих ее взгляды[293]. Тем не менее с середины 2013 года число поддерживающих JANE неуклонно сокращается, и ей, несмотря на экономическую рациональность и кажущуюся политическую привлекательность ее реформистской ориентации, не удается привлечь ни политические ресурсы, ни дополнительных сторонников в парламенте[294].

Модели кооперации, где преобладают круги компенсации

Хотя некоторые из наиболее успешно глобализирующихся японских компаний отказались от кругов компенсации, что зачастую положительно сказывается на их глобальной конкурентоспособности, такие круги, тем не менее, распространены в японской внутренней политической экономии в целом. Какие последствия имеет их повсеместное присутствие в Японии для отношений этой страны с окружающим миром, включая медленные и недостаточные темпы ее глобализации? Какую роль круги компенсации играют в «проницаемой изоляции», отделяющей Японию от политико-экономической среды за ее пределами[295]? И какое значение для международной системы в целом имеет возникший в результате интерактивный паттерн — японские круги и остальной мир? Это вопросы глобального значения, которые рассматриваются в данной главе.

Формальные барьеры и поддерживающие их коалиции

Прежде всего необходимо четко разграничить круги компенсации, которые мы рассмотрели: (1) те, которые устанавливают, как, например, в сельском хозяйстве, очевидные барьеры на пути взаимодействия Японии с остальным миром; и (2) те, которые, хотя и не устанавливают такие барьеры, тем не менее, генерируют, как, например, в сфере коммуникаций, парохиальные стимулы, направляющие поведение японцев в сторону от транснационального взаимодействия. Эти две модели имеют контрастную внутреннюю динамику внутри Японии и различные внешние последствия для отношений Японии с другими странами.

На протяжении большей части современной истории Японии, вплоть до 1990-х годов, набор препятствий для взаимодействия с внешним миром, включающий в себя очевидные формальные барьеры, был заметным и явным. С 1980-х годов значение этих барьеров, созданных внутренними кругами компенсации, в большинстве секторов снизилось. Тем не менее многие из парохиальных стимулов прошлого все еще сохраняются. Благодаря внутригрупповому парохиализму, который они систематически порождают, эти круги одновременно стабилизируют внутренние транзакции и усложняют взаимодействие Японии с остальным миром.

Из примеров, представленных в главах 4–9, становится ясно, что формальные барьеры на пути углубления взаимозависимости Японии с другими странами особенно ярко выражены в сельском хозяйстве и транспорте. Япония по-прежнему имеет тарифные квоты или высокие тарифы по целому ряду товарных позиций, начиная с риса[296]. Такие барьеры изолируют неэффективное японское сельское хозяйство, в котором поддержка производителей оценивается почти в 50 % стоимости их продукции, от рационализирующего эффекта международной торговли[297]. Японские нормы здравоохранения и безопасности также резко ограничивают импорт сельскохозяйственной продукции — не только свежих сельскохозяйственных продуктов, но и переработанных.

За обилием ограничительных практик, создающих явные, пусть и косвенные барьеры для трансграничной торговли, стоит широкая коалиция социальных групп. Эта коалиция включает в себя фермеров, дистрибьюторов, переработчиков сельскохозяйственной продукции, чиновников и политиков как правого, так и левого толка. Эти группы делают устранение вышеназванных препятствий в лучшем случае мучительным процессом.

Межнациональные барьеры, воздвигаемые кругами компенсации в транспортной сфере, структурно отличаются от барьеров в сельском хозяйстве, но оказывают на торговлю такое же деформирующее воздействие. Посадочные сборы в японских аэропортах являются одними из самых высоких в мире, портовые сборы в японских гаванях также непомерно высоки, особенно по сравнению с соседними странами восточноазиатского региона. Японские таможенные и перегрузочные правила также сложны, а возможности хранения и переработки зачастую недостаточны. По масштабам своих складских помещений и связанных с ними сервисных парков японские международные аэропорты Нарита и Кансай бледнеют в сравнении с аналогичными аэропортами в Корее или Сингапуре. Эти барьеры и неэффективность могут не подавлять международную торговлю до конца, но они явно делают ее менее экономически привлекательной для предприятий, которые планируют вести торговлю через Японию, в Японии или из Японии.

В некоторых других секторах японской внутренней политико-экономической системы, не рассмотренных