который в семьдесят четвертом году работал на отделении опиоидной детоксикации, – говорю я.

Она глядит на меня как на сумасшедшую.

– Вы понимаете, что это было пятьдесят лет назад?

– Да, – подтверждаю я.

– Больница не хранит подобные сведения так долго. Попробуйте поискать в Сети.

Мне не выйти в Сеть с одноразового телефона, который я получила от Джейсона. Перед женщиной стоит монитор, я кошусь на него и спрашиваю:

– А можно я с вашего компьютера поищу?

Она с подозрением зыркает на меня и сообщает:

– По правилам больницы это не разрешено. Компьютеры есть в публичной библиотеке. Если хотите, можете подождать ее открытия в нашем кафетерии.

Я прикидываю свои шансы. К этому времени Филдс из опасения, что меня опять похитили, наверняка послал во все концы города множество агентов ФБР. И все эти люди пытаются меня найти. Будучи психологом, я знаю, что пропавших людей в первую очередь ищут в больницах, так что обнаружить меня тут проще простого, это всего лишь вопрос времени.

Может, есть смысл поехать к Клер? Готова спорить, что она мне поможет, но сейчас ночь, а мне совсем не хочется будить ее малыша. К тому же нельзя допустить, чтобы она тоже угодила в паучьи сети Каделлов. Именно этого старалась избежать Эстер Гермес, когда отказалась от намерения дать показания в Конгрессе.

– Спасибо, что уделили мне время, – говорю я женщине в справочном.

Я выхожу из больницы и вижу напротив, через дорогу, открытое отделение службы доставки «Федэкс корпорейшн». Внутри только один сотрудник, который стоит за кассовым аппаратом в наушниках, закрыв глаза, и напевает песню «Солнце не светит» Билла Уизерса. Парень так ушел в музыку, что не замечает меня. Приходится подойти и помахать рукой у него перед носом. Только тогда он, очнувшись, снимает наушники и вешает их на шею.

– У меня сломался телефон, а мне нужно кое-что погуглить. Можно воспользоваться одним из ваших компьютеров?

– У нас вайфай шалит. Из техподдержки только утром придут. Но, если хотите, я вам со своего телефона поищу, – предлагает он.

Я киваю в знак благодарности.

– Мне нужны контакты доктора Исаака Сигела из больницы Белл.

– Можете произнести фамилию по буквам? – просит парень из «Федэкса».

Я вспоминаю, как произносил эту фамилию, сидя в машине, мой похититель, и старательно выговариваю буквы.

– Легче легкого, – улыбается парень. – Нашелся всего один Исаак Сигел, который имеет отношение к больнице Белл. И адрес у него всего один.

– Какой? – спрашиваю я, хватая со стойки листок бумаги и ручку.

– Восточная Шестьдесят третья улица, дом шестьсот пятьдесят семь.

* * *

Обветшалый каменный особняк, втиснутый между двумя небоскребами Верхнего Вест-Сайда, кажется нежилым. Стекла некоторых окон заклеены скотчем. Дверной звонок снабжен написанным от руки печатными буквами объявлением: «Не работает».

Несмотря на поздний час, я громко стучу в дверь. Мне не страшно перебудить соседей: наверняка в высотках по обе стороны от этого дома ни одна душа меня не услышит.

Проходит минута, никто не отвечает на мой стук, и я начинаю барабанить в дверь кулаком. Когда и это не помогает, я подключаю ноги. Наконец в доме загорается свет, и за дверью приближаются шаркающие шаги.

– Уходите, – доносится до меня старческий голос. – У меня шокер.

– Доктор Сигел! – кричу я.

– Говорю же, уходите, – звучит в ответ.

– Так вы и есть доктор Сигел? – настаиваю я.

Он не отвечает.

– Меня зовут Беатрис Беннет. Мою мать звали Ирен Майер. Вы опрашивали ее в семидесятых годах, когда работали в больнице Белл.

– Уходите, – снова говорит старик.

Как убедить его впустить меня, чтобы можно было завести разговор? Я беру водительские права и засовываю под дверь.

– У вас мои права. Если вы не откроете дверь и не вернете их, я позвоню в полицию и заявлю о краже.

Он сует права обратно.

– Ну пожалуйста, – говорю я тише и мягче, – умоляю вас. Мне надо с вами поговорить.

– Уходите, – произносит он в четвертый или в пятый раз.

Я оглядываю ветхий дом, ища причину, которая заставила бы хозяина открыть дверь и поговорить со мной, и замечаю на стене сомнительный электрощит. Он наверняка не соответствует требованиям безопасности. Будучи жительницей Лос-Анджелеса, где высока угроза пожаров, я знаю, что поставляющие электроэнергию компании круглосуточно высылают своих людей, если существует риск возгорания.

– Похоже, у вас распределительный щит работает с нарушением норм, – говорю я. – Опасное дело. Лучше позвоню энергетикам, пусть знают. Они наверняка пришлют инспекторов проверить проводку по всему дому. И кто знает, что они обнаружат…

Дверь приоткрывается, медленно и всего на пару дюймов. За ней стоит сутулый старик с копной седых волос. В руках у него какая-то штуковина наподобие зажигалки.

– Что вам нужно? – спрашивает он сердито.

– Поговорить с вами. В доме, – отвечаю я.

– Нет! – не соглашается хозяин.

– Тогда придется звонить энергетикам, – заявляю я.

Старик неохотно отступает, совсем чуть-чуть, чтобы я могла пройти в прихожую.

Я оказываюсь в особняке, который знавал лучшие дни. Обои отслаиваются, на потолке кое-где виднеются оранжево-ржавые потеки, оставленные дождем.

– Пожалуйста, давайте сядем где-нибудь и поговорим, – прошу я.

Старик тяжело вздыхает и делает жест в сторону столовой, где повсюду громоздятся книги и газеты.

– Сюда. – Он убирает со стула стопку газет, а сам садится напротив через стол. Его рука по-прежнему сжимает похожий на зажигалку шокер, словно оружие, которое он готов пустить в ход.

– Я пришла из-за матери, Ирен Майер, – говорю я. – Она была одной из первых пациенток на отделении опиоидной детоксикации больницы Белл. Вы проводили с ней беседу, и мне интересно, не запомнился ли вам ее рассказ.

– Нет, – резко отвечает доктор Сигел. – Я опрашивал множество пациентов.

– А вы знаете, где хранятся записи опросов?

– Когда я уволился, они оставались в больнице. Что-нибудь еще?

Я не знаю, верить врачу или нет. Кажется, его единственная цель – как можно быстрее покончить с разговором и выпроводить меня.

– Почему вы уволились? – задаю я новый вопрос.

– Это было очень давно и уже не имеет значения, – отвечает он.

– Из-за Каделлов?

– У меня нет записей, которые вы ищете, – бормочет доктор Сигел.

Я психолог, меня учили замечать, когда человек избегает определенных тем. Мой собеседник игнорирует вопрос, имеют ли Каделлы какое-то отношение к его увольнению, и просто продолжает твердить, что у него нет интересующих меня записей.

– Они вам угрожали? – настаиваю я.

– Знаете что? – рявкает доктор, зло отодвигает стул и встает. – Убирайтесь-ка отсюда. Мне плевать, позвоните вы энергетикам или нет.

В моем профессиональном кругу бытует поговорка: «Чем люди истеричнее, тем тема историчнее». Что-то из сказанного мной глубоко задело хозяина